Барбара Картленд - Ах, Париж!
Глава шестая
Гардения решила, что барон ей не нравится. У нее было ощущение, что он втайне посмеивается над тем, что она говорит. Она испытывала отвращение к его манере брать ее за руку и делать ей грубые комплименты, в которых чувствовалась явная неискренность.
Однако не вызывало сомнения то, что он очень нравится тете Лили. Когда бы он ни приехал, она всегда радостно, как девушка, бежала ему навстречу. Она соглашалась со всеми его высказываниями и все время как-то странно заглядывала ему в глаза, иначе Гардения выразиться не могла.
Конечно, говорила себе Гардения, тетя Лили стара, но может же она испытывать дружеские чувства к мужчине, и это не считается легкомысленным или предосудительным, как в юности. И в то же время казалось необычным, что барон ведет себя так свободно в доме ее тетушки. Например, вечером Гардения не могла избавиться от ощущения, что он чувствует себя здесь хозяином.
Все началось, когда Гардения, одетая в новое платье, доставленное от Ворта, спустилась в столовую. Платье принесли точно в назначенное время, за час до ужина. Гардения беспокоилась, что платье запоздает, ей нечего будет надеть и придется сидеть в спальне. Когда же наконец, к ее неописуемому восторгу, Жанна внесла коробку, Гардения вздохнула с облегчением.
— Боже мой, оно прекрасно! — воскликнула Жанна, развернув бумагу. Ее взору предстало воздушное облако из белого шифона, искусно расшитое бриллиантовыми капельками.
Девушки разложили платье на кровати. Какое-то время Гардения не могла шевельнуться от восхищения. Внезапно, при мысли, что сотая часть денег, заплаченных за платье, могла бы кардинально изменить их нищенский образ жизни, который они были вынуждены вести в течение последних нескольких месяцев, когда ей с огромным трудом удавалось доставать еду для матери, ее охватили угрызения совести.
Однако она не ожесточилась на тетушку. Она прекрасно понимала, что тетя Лили совершенно забыла обо всех их трудностях, она даже не имела ни малейшего представления о них. Гардения чувствовала себя виноватой, что на ее туалеты потрачены такие деньги. Но о чем же печалиться? Конечно же, мама была бы вне себя от радости, если бы знала, что ее дочь в Париже, что она может носить такие восхитительные платья. И в то же время Гардения не могла избавиться от ощущения, что мама была бы несколько удивлена, если бы ей рассказали об образе жизни тети Лили.
Но ей надо было одеваться к ужину, и это отвлекло Гардению от грустных мыслей. Жанна убрала ей волосы, и теперь она совсем не походила на ту девушку в выношенном платье, которая выехала из Лондона. Жанна выполняла указания тети Лили, которая, в свою очередь, была проинструктирована самим месье Вортом о том, как следует укладывать волосы. Вместо того чтобы накрутить их и подобрать наверх в стиле «Веселой вдовы», модным в то время, их собрали, и они мягкими волнами сходились на затылке в тугой валик. Прическа была необычной, и Гардения выглядела совсем юной.
Поначалу девушка опасалась, не будет ли выглядеть странной и старомодной, но, когда она была полностью готова, оказалось, что платье наилучшим образом подчеркивает совершенную линию груди и тонкую талию. Месье Ворт знал, что делает: Гардения была сама юность, легкое эфемерное создание, и в то же время в ее облике звучал неуловимый вызов.
— Изумительно, мадемуазель, — бормотала по-французски Жанна, и Гардения понимала, что это не лесть. — Сегодня вечером все мужчины будут смотреть только на вас, — продолжала горничная.
— Боюсь, я никого не знаю, — проговорила Гардения.
— Ничего страшного. Очень скоро они сами вам представятся, — сказала Жанна, искоса посмотрев на Гардению.
— Наверняка тетушка познакомит меня с теми, с кем она хотела бы, чтобы я общалась, — заметила девушка, всем своим видом выражая неудовольствие словами Жанны, которые, по ее мнению, иначе, как дерзостью, назвать было нельзя.
— Большинство и не подумают дожидаться! — упрямо продолжала горничная.
Гардения повернулась перед высоким вращающимся зеркалом в раме красного дерева. Ее окружало таинственное мерцание украшавших платье бриллиантов. Казалось, она вся покрыта росой.
Она очень медленно спускалась по лестнице, направляясь в малую гостиную на первом этаже, где тетушка планировала принимать приглашенных на ужин гостей.
Уже на последней ступеньке она увидела, что дверь в гостиную открыта, и услышала голоса. Не вызывало сомнения, кто разговаривал. Низкий гортанный голос барона исключал всякие другие предположения.
— Это смешно, — услышала Гардения. — Ты же не допускаешь, что этот ребенок может изменить всю твою жизнь.
— Не всю, Генрих, — отвечала тетя Лиля. — Я просто хочу сказать, что мы должны быть немного осторожнее. Она очень молода.
— Слишком молода, — говорил барон. — Если хочешь знать мое мнение, ее следует убрать отсюда.
— Нет, Генрих. Я не могу этого сделать. Я любила свою сестру, и девочка приехала именно ко мне. Я не могу выгнать ее.
— Прекрасно, тогда ей придется смириться с тем, что есть. Больше никаких приемов, подобных этому, иначе, предупреждаю тебя, ноги моей здесь не будет сегодня вечером.
— Прости меня, Генрих, прости меня. — В голосе тетушки слышались слезы, и тут только Гардения сообразила, что невольно подслушивает их беседу.
Осторожно, надеясь, что никто не заметил, как она спускалась по лестнице, Гардения взбежала на второй этаж и остановилась, дрожа всем телом. Что значит весь этот разговор? Что она разрушает, почему барон недоволен ее приездом? Какое право он имеет вмешиваться? Он казался таким довольным, когда приехал в пять часов и поднялся, как и вчера вечером, в будуар тети Лили.
О чем они говорили? И почему сегодня он приехал так рано и собирается вернуться к ужину? На все эти вопросы Гардения ответить не могла. Она вспомнила, что уже почти восемь, и начала опять спускаться вниз, изо всех сил стараясь взять себя в руки и добиться того, чтобы волнение и замешательство не отразились на ее лице.
К счастью, к тому времени, когда она добралась до гостиной, там уже сидели гости. У нее уже не было возможности говорить о чем-либо, а только слушать восклицания тети Лили по поводу ее платья.
— Она очаровательна, не правда ли, барон? — с мольбой в голосе обратилась к нему тетушка, и Гардения отметила про себя, что она обратилась к нему в официальной форме, тогда как наедине называла только по имени.
— Да, действительно очаровательна, — согласился барон, на губах которого появилась одна из его хитрых улыбок, и Гардении страстно захотелось швырнуть его слова ему в физиономию.
