Патриция Поттер - Непокорный
Мальчик оторвался от книги и улыбнулся ей с каким-то озорством. Она вдруг подумала, уж не следил ли он за ними. Неужели он видел тот поцелуй?
— Где мистер Фостер?
— Ему нужно размяться, — солгала она. — Да и побыть одному.
— Я ужасно рад, что он поживет у нас.
Мэри Джо тоже хотелось бы этому порадоваться.
— Выведи Джейка, а потом ложись спать.
— Но еще рано.
— Завтра нам предстоит много дел. Мы поедем в город, расскажем, что теперь, когда у нас появился управляющий, нам понадобятся работники. Потом займемся уборкой комнаты в сарае.
— Почему бы ему не остаться в доме? Он мог бы жить в моей комнате.
Она внутренне содрогнулась от такого предложения. Он и так будет поблизости, когда переберется в сарай. Одно воспоминание о том, что случилось несколько минут назад, сразу вызвало румянец на ее щеках. Мэри Джо понадеялась, что в приглушенном свете сын не заметит, как она раскраснелась.
— Он нанялся на работу, Джефф, — сказала она чуть более резко, чем рассчитывала. Даже Джейк стряхнул послеобеденную дрему и уставился на хозяйку прищуренными удивленными глазами. — И долго здесь не задержится.
Радостное волнение на лице Джеффа не померкло, и в сердце Мэри Джо закралось дурное предчувствие. Но у нее не было возможности развить мысль о кратковременности пребывания Уэйда Фостера на их ранчо. Сын уже успел выскочить за дверь вместе с Джейком, который не переставая лаял.
Тот поцелуй был ошибкой.
Уэйд до сих пор ощущал его вкус на губах. Неужели этот вкус останется с ним навсегда?
Он намеревался оскорбить, запугать женщину, но вместо того сам загорелся, оглушенный нежностью, которая необъяснимым образом пришла на смену грубости.
Ему нельзя здесь оставаться. Он, наверное, с ума сошел, раз думал иначе. Даже если бы не это проклятое влечение, возникшее между ним и Мэри Джо, задерживаться на ранчо было слишком рискованно. В свое время выпустили столько листовок с его изображением, что наверняка кто-нибудь их запомнил.
И сколько ни прячься, избавиться от этих воспоминаний не удастся. Ничто не сможет стереть из памяти жестокость тех лет. Она длилась дольше, чем война, возникнув за несколько лет до начала военных действий и продолжаясь посте капитуляции. В Канзасе и Миссури вообще не существовало никаких правил ведения войны.
Неужели он когда-нибудь взглянет на землю и не увидит при этом крови?
После всех ужасов ему было даровано двенадцать лет жизни, которой он не заслужил; десять из них были озарены двойным факелом надежды, и все же омрачены смертью, прошлым, которое так и не отпустило его.
А потом эта надежда погасла, когда жена и сын погибли.
Он надеялся, что, по крайней мере, они обрели покой, что там, на небе, действительно существует жизнь, и звери пасутся на приволье, и дует свежий ветер.
Ему хотелось бы, чтобы это было так, но в пятнадцать лет он перестал верить в Бога.
— Мистер Фостер!
Уэйд посмотрел на подошедшего мальчика, рядом с ним была собака. Как горько сознавать, что он не может взглянуть на маленького Джеффа Вильямса без того, чтобы не вспомнить собственного сына.
— Как здорово, что вы поживете у нас.
Уэйд отцепился от ограды и опустил ноги на землю. — Я не долго у вас пробуду, парнишка.
— Но успеете обучить Джейка каким-нибудь трюкам?
Нет, закричал его внутренний голос. Он сказал, что останется, но ему и раньше случалось нарушать данное слово. Очень часто. Он обещал позаботиться о Чивите. Были и другие обещания, о которых теперь лучше не вспоминать.
Уэйд Фостер отвернулся и принялся глядеть в сторону гор; это были его горы, его убежище, по крайней мере, раньше.
Но не теперь. И не впредь. Слишком обильно они политы кровью.
— Мистер Фостер…
— Я тебе не нужен, мальчик, — сказал он. — Нужно только время и терпение. Пес у тебя сообразительный. Старается угождать своему хозяину. Просто дай ему понять, что от него требуется.
— Но вы действительно нужны нам, — серьезно произнес Джефф. — Вы нужны маме.
— Я ей нужен вроде чумы, — грубо ответил Фостер. — Рука не действует. От меня теперь мало толку.
Хромая, он пошел прочь.
— Вы ведь не передумаете, правда, мистер Фостер? Уэйд прикинулся, будто не услышал мольбы мальчика. Он действительно передумал. Лошадь не стоила таких мук и риска. Еще два дня, и он сможет уйти. Земля его прокормит, он уже пробовал. Скорее всего у него хватит сил смастерить силки, он будет собирать ягоды, растения. А Мэри Джо Вильямс пусть остается при своих лошадях. Ей с сыном будет лучше без него.
А ему будет лучше без них.
Уэйд продолжал идти, оставив недоумевающего мальчишку далеко позади, ненавидя себя за то, что разочаровал ребенка Но лучше это сделать сейчас, чем потом, когда мальчик начнет привыкать к нему.
Фостеру хотелось уйти куда глаза глядят, подальше от этого дома, окна которого приветливо манили мягким светом керосиновых ламп, от домашнего уюта и теплого приема — ведь хозяева ранчо не знали, кто перед ними. Шаг, потом другой.
Уэйд споткнулся, нога подвернулась, и он упал. Тихо выругался, прислушиваясь к ветру, унесшему бесполезные слова. Точно такая слабость охватила его, когда он похоронил свою семью в Миссури.
Два года Уэйд разыскивал убийц. Он даже приехал в Канзас, изменив имя, и присоединился к группе наиболее ярых сторонников свободных штатов, чтобы узнать личности тех, кто принимал участие в набеге летом 1858 года.
Он научился быть незаметным, скрывать свою ярость за невозмутимым взглядом. А ярость продолжала расти, потому что убийц он не нашел. Тогда он начал считать своими врагами всех северян. Он научился улыбаться им, пить с ними, а тем временем обдумывал, как их погубить. Он научился быть лжецом, вором и убийцей.
Когда ему было девятнадцать, он познакомился с Джоном Куонтриллом, чья ненависть была под стать его собственной, и начал служить у Куонтрилла в чине лейтенанта в отряде добровольцев, который вел беспощадную войну с Севером. Ему часто приходилось пересекать границу для сбора сведений. Но инстинктивно он избегал крайнего проявления жестокости. Пока другие члены отряда сжигали фермы, убивали целые семьи из мести или с целью навести страх на остальных, он ограничивал свою деятельность тем, что разрушал железнодорожные пути, телеграфные линии и шпионил.
Так было до 1863 года. Он подружился с Биллом Андерсоном, еще одним офицером, чей отец тоже погиб от руки канзасских партизан, и начал ухаживать за Джози, сестрой Андерсона, с пылом двадцатилетнего юноши. Федералистские власти Канзаса взяли Джози в заложницы вместе с сестрами и матерями остальных соратников по оружию — Коула Янгера, Эйзы и Фрэнка Джеймсов. Джози и остальные женщины погибли, когда рухнул склад, где их держали взаперти.
