Джулия Куинн - Тридцать Шесть Валентинок

Джентльмены, настало время искупить ваши грешки и проступки. Или, по крайней мере, попытаться это сделать.

Рабочий кабинет Дэвида обычно был в идеальном порядке: каждая книга на своем месте на полке; бумаги и документы сложены в опрятные стопки, или даже убраны в соответствующие папки и ящики; и ничего, абсолютно ничего, не валяется на полу, не считая ковра и мебели.

Сегодня вечером, однако, по комнате была разбросана бумага. Скомканная бумага. Скомканные валентинки, если говорить точнее.

Дэвид не был большим романтиком, по крайней мере, не считал себя таковым, но даже он знал, что полагается покупать валентинки в магазине «Х. Доббс & Ко». Итак, этим утром он поехал через весь город на Нью Бридж Стрит, что возле Собора Святого Павла, и купил себе коробку самых лучших.

Все его попытки вывести замысловатые узоры и сочинить что–то в стиле романтичной поэзии потерпели полное фиаско, в результате, в полдень того же дня он вновь оказался в тихих стенах «Х. Доббс & Ко», покупая другую коробку с лучшими валентинками, на сей раз в пакете их было двенадцать, а не полдюжины, как в том, что он купил утром.

Он был смущен данным обстоятельством, но не настолько, насколько был повергнут в полное замешательство, когда ворвался в магазин тем же вечером, за пять минут до закрытия, промчавшись в своем двухколесном экипаже по городу со скоростью, которую можно назвать всего лишь опрометчивой (хотя слова глупая и безумная также приходят на ум). Владелец магазина был профессионалом во всех отношениях, поскольку даже не улыбнулся, когда вручал Дэвиду самую большую коробку валентинок (всего восемнадцать штук), и затем предложил купить тонкую книжицу под названием «Написание валентинок», которая предлагала советы по поводу того, как написать валентинку для любого случая.

Дэвид был потрясен тем, что он, лучший по литературе в Оксфорде, вынужден пользоваться книжкой–помощником для написания чертовой валентинки, но он принял её без слов, никак не отреагировав, если не считать горящего огнем лица.

Боже, румянец. Когда в последний раз случалось с ним подобное? Явно день не мог стать еще хуже.

Итак, в десять вечера он сидел в своем кабинете с единственной валентинкой на столе, тридцатью пятью другими в различной степени помятости была усыпана вся комната.

Одна валентинка. Последний шанс написать эту чертову валентинку правильно. Он подозревал, что «Х. Доббс & Ко» закрыты в субботу, и он точно знал, что они закрыты в воскресенье, а потому, если он не сделает на этот раз все правильно, эта ужасная задача, висящая над ним, как домоклов меч, до понедельника не даст ему покоя.

Он позволил своей голове упасть на спинку кресла и застонал. Это была всего лишь валентинка. Валентинка. Это не должно быть настолько трудно. Это даже не возвышенный жест.

Но что сказать женщине, если хочешь любить ее всю оставшуюся жизнь? Глупая небольшая книжонка «Написание валентинок» не предлагала советов на этот случай, ни единого, который можно использовать автору, рассердившему леди за день до этого своим глупым поведением, ссорой с братом.

Он уставился на пустую карточку. И смотрел. И смотрел.

Его глаза начали слезиться. Он заставил себя моргнуть.

– Милорд?

Дэвид оглянулся. Никогда раньше дворецкий не появлялся так вовремя.

– Милорд, здесь леди, которая хочет вас видеть.

Дэвид устало вздохнул. Он не мог представить, кто бы это мог быть, возможно Энн Минивер, которая вероятно думала, что все еще является его любовницей, поскольку он так и не нашел время сообщить ей, что покончил с любовницами.

– Пригласи ее, – сказал он дворецкому. Он решил, что может быть даже благодарен Энн за то, что она избавила его от необходимости посещать Холборн.

Он тихо раздраженно фыркнул. Он мог легко остановиться и забежать к ней домой в Холборне в любой из тех шести раз, когда он проезжал мимо по дороге в магазин канцелярских изделий и обратно.

Жизнь полна поразительной иронии, не так ли?

Дэвид встал, поскольку будет совершенно невежливо встретить Энн сидя. Возможно, она и внебрачная дочь, и она, конечно же, живет жизнью, стоящей по другую сторону морали, но она все еще, по ее собственному выражению, леди, и она заслуживает самого лучшего обращения при сложившихся обстоятельствах. В ожидании, он подошел к окну, отвел тяжелые портьеры и застыл, пристально вглядываясь в чернильную темноту ночи.

– Милорд, – услышал он своего дворецкого, а затем:

– Дэвид?

Он развернулся. Это был не голос Энн.

– Сюзанна! – воскликнул он, не веря своим глазам, затем кивнул, отпуская дворецкого. – Что вы здесь делаете?

В ответ она нервно улыбнулась и посмотрела вокруг на результат его трудов.

Дэвид внутренне застонал. Повсюду валялись скомканные валентинки. Он взмолился, чтобы она оказалась достаточно вежливой и не упомянула об этом.

– Сюзанна? – спросил он снова с еще большим волнением. Он не мог вообразить, что за обстоятельства заставили ее посетить его, не состоящего в браке джентльмена, в его собственном доме. Поздней ночью, не больше, не меньше.

– Я… мне жаль, что я вас побеспокоила, – сказала она, посмотрев через плечо, хотя дворецкий, когда уходил, закрыл дверь.

– Нет никакого беспокойства, – ответил он, сдерживая порыв броситься к ней. Похоже, что–то случилось, не могло быть иной причины, по которой она здесь оказалась. И к тому же он не доверял себе, не мог встать рядом с ней и не обнять ее.

– Никто не видел меня, – уверила она его, прикусив нижнюю губу. – Я… я убедилась в этом, и…

– Сюзанна, у вас проблемы? – сказал он с сочувствием, забывая о своей клятве оставаться от нее хотя бы в трех шагах. Он быстро подошел к ней, и когда она не ответила, взял ее руку в свою. – Что–то не так? Почему вы здесь?

Казалось, она не слышала его. Она смотрела поверх его плеча, несколько раз молча открыла и закрыла рот прежде, чем произнесла:

– Я не собираюсь ловить вас в ловушку брака, если вас это беспокоит.

Его хватка на руке ослабла. Это его не беспокоило. Это было его самое заветное желание.

– Я только… – Она нервно сглотнула и, наконец, подняла на него глаза. От силы ее взгляда у него ослабли колени. Ее глаза, такие темные и блестящие, сверкали не непролитыми слезами, а чем–то еще. Возможно, от возбуждения. А ее губы, Боже, и надо же ей было облизнуть их? Он будет святым, если не поцелует ее сейчас же.

– Я должна вам кое–то сказать, – произнесла она, ее голос упал до почти шепота.

– Сегодня вечером?

Она кивнула.

– Сегодня вечером.