Лидия Джойс - Порочные намерения
— Буду страшно рад, мисс, — ответил полицейский, повеселев. — Квартира холостяка — не место для леди.
— Вы совершенно правы, — пробормотала она, оглянувшись через плечо на Томаса. — Это было очень беспечно с моей стороны — прийти сюда.
С этими словами она вышла, и констебль закрыл за ними дверь.
Томас с шумом выдохнул воздух, повернулся и пошел в спальню.
— Вас не затруднит сообщить мне, что все это значит? — спокойно спросил Эджингтон со своей софы.
— Думаю, что затруднит, — ответил Томас, быстро сбросив с себя вчерашнюю одежду.
— Вы идете за ней, не так ли?
— Конечно, — бросил Томас. — Я еще не покончил с ней.
— Так покончите, — сказал Эджингтон. — Хотя я не знаю, куда вы намерены идти. Вряд ли она вернется теперь на свою квартиру.
— Она — одинокая женщина, одетая в дорогое, но испачканное вечернее платье в… — он выудил из жилетного кармана часы, — в девять часов утра. Конечно, она пойдет домой.
У Эджингтона был такой вид, будто он хотел что-то сказать. Некоторое время он молчал и в конце концов проговорил:
— Надеюсь, вы понимаете, что делаете.
— Я тоже на это надеюсь, — ответил Томас, натягивая свежий жилет. — Я тоже надеюсь.
Томас остановился в темноте наверху лестничной площадки и распахнул сломанную дверь.
Эсмеральда круто повернулась. Она укладывала вещи в сундук. Она была одета в светло-серое платье для прогулок, новая вуаль более темного серого цвета была поднята с лица и падала сзади, прикасаясь к лопаткам. Лицо у нее было такое усталое, что подействовало на него как удар в живот, прежде чем он успел обрести решимость. Потом ее лицо приняло предельно мягкое выражение, и Томас подумал, уж не показалось ли ему все это.
— Идите прочь, — проговорила она совершенно отчетливо, потом отвернулась и снова принялась бросать в сундук все, что можно было взять с собой.
Томас скрестил руки на груди и окинул взглядом комнату. Гостиная была маленькая. Стены оклеены новыми ярко-синими обоями, занавеси были разных оттенков красного, синего и золотого цвета. Все, казалось, было рассчитано на то, чтобы создать видимость чего-то экзотического. Сама нарочитость этого подействовала на него совершенно противоположным образом.
«Зачем я здесь?» — спросил он себя. Тогда у себя на квартире он потерял надежду, что сумеет как-то вытянуть из нее нужные ему сведения. И все же его тянуло сюда, тянуло так сильно, что он и не подумал сопротивляться, усомниться до самого этого момента, когда, стоя перед этой женщиной, понял, что ему нечем пригрозить ей и нечего ей обещать.
— Вы не хотите съезжать с этой квартиры? — сказал он в конце концов.
Она фыркнула, даже не взглянув на него.
— Глупый вопрос, учитывая то, что вы стоите здесь. Или вы намерены снова похитить меня? У меня такое ощущение, что на этот, раз при этом будут присутствовать зрители.
Шпионы тори. Черт, шпионы Эджингтона. Томас не сомневался, что не один человек рыщет у цыганской таверны, следя за ним с излишним интересом.
— Тем больше причин для вас остаться здесь, — сказал он. — Теперь я ничего не могу с вами сделать.
— Я сказала вам все, что могла.
— В этом я сомневаюсь, — спокойно отозвался он. Что могло заставить какую-то отщепенку, девушку из хорошей семьи вести непонятные игры с его матерью? Эсмеральда — это одна сплошная видимость и блеск; за той марионеткой, которую она изображает из себя, должна скрываться какая-то более темная сущность, которая всем заправляет.
Ее лицо ничего не выражало, и это показалось ему дурным признаком. В голову закралась мысль: уж не она ли сама кукловод? Но если так, то с какой целью? Этого он никак не мог понять.
— Ваши сомнения — не единственная причина, по которой вы последовали за мной, — сказала она в конце концов.
Он выпрямился.
— Какая же у меня может быть еще причина?
— Причины. Их две. Первая — вы заинтересовались моим предложением помочь вам расследовать смерть вашего брата. — Голос ее был совершенно спокойный, но сердце Томаса сжалось. — Вторая — вы все еще не насытились мной. Полагаю, что в вас есть тяга к саморазрушению, которую я никак не думала обнаружить в вас, ведь теперь вы не найдете во мне ничего, кроме собственной гибели.
Второе утверждение Томас пропустил мимо ушей, не желая вникать в него.
— А что вы можете узнать о смерти Гарри, чего я уже не знал бы? — Он произнес эти слова так, что они звучали ровно и отвратительно. — В тот день, когда он умер, я оставил его у реки отчаянно кричащего, потому что лошадь забрызгала его водой. Шесть часов спустя его нашли утонувшим на расстоянии сотни ярдов от этого места. Все знают эту историю. Прошло двенадцать лет, и вряд ли можно узнать что-то еще.
— Возможно, нельзя узнать больше того, что уже известно, — быстро возразила она. — Но существуют тайны, о которых никогда не говорилось вслух. В тот день там было многолюден — вы, возможно, были не последним, кто видел его, как были не первым, кто нашел его потом. Если разные люди хранят разные тайны, как это делает ваша мать, насколько мне известно, в них-то и может скрываться правда. Я очень хорошо умею вытягивать из людей их тайны, так, что они даже не понимают, что вообще что-то мне рассказывают. Это и есть мера моих сверхъестественных способностей. Вы можете быть оправданы. — Она пожала плечами. — Или прокляты, это как получится.
— Правда не признает меня виновным, — сказал он, скрипнув зубами.
Ее светлые глаза холодно впились в него.
— Тогда в чем она признает вас виновным?
— Во многом. Я грешен во многом, но не в этом.
— Расскажите.
Он собрался заговорить: но тут же передумал.
— Это вас не касается.
— Если вам нужна правда, это может меня касаться. Вряд ли я знаю о смерти вашего брата больше, чем те, кто шепчется о ней. Я должна узнать правду, чтобы получить больше правды. — Ее лицо ничего не выражало. — Сейчас вам решать. Расскажите мне все и перестаньте вмешиваться в мои дела, и взамен я добуду правду. Или придерживайтесь собственной тактики поведения, продолжайте преследовать меня, и никогда не узнаете правду. Выбирайте.
Он колебался. Его долг перед вигами был понятен: он не должен жертвовать их целями ради своих личных желаний. Но разве он принадлежит им? Разве он не сам по себе, разве у него нет собственных потребностей? Разве нет у него своих демонов, с которыми он вынужден сражаться? Она, возможно, лжет и водит его за нос ради собственной выгоды.
Он почувствовал, как тени давят на него, чего с ним не бывало уже давно, как с трудом обретенное самообладание постепенно ускользает от него и неумолимо подталкивает к хаосу. Женщина, стоящая перед ним, — не главная причина этого, она просто извлекла на поверхность то, что всегда там таилось…
