Виктория Холт - Испания для королей
Фердинанд представил себе этого мальчика сначала знакомящимся с кастильским королевским двором, затем обживающимся в чужом королевстве… Изабелла, конечно, сразу обо всем догадается. Ну что ж, ей придется смириться с тем обстоятельством, что от королей, подобных ее супругу, трудно не ожидать двух-трех внебрачных детей. Он заставит ее принять такое положение дел. Сейчас, видя восхищенные глаза сына и его матери, он не сомневался в том, что у него хватит сил наладить полное взаимопонимание с Изабеллой.
– И меня представят ко двору?
– Разумеется, сын мой. Клянусь всеми святыми, из тебя выйдет блестящий придворный – ты ведь мечтаешь об этом, да?
– Да, отец! – с готовностью воскликнул мальчик. – Я буду очень смелым и очень важным придворным. Все мужчины будут дрожать при моем приближении.
– Ты хочешь сказать, что они будут бояться тебя? Но почему?
– Потому что я буду сыном короля, – просто сказал Алонсо.
Фердинанд строго произнес:
– Ты многому научился, Алонсо: быть тщеславным, как настоящий придворный, немного – фехтованию. Но есть кое-что такое, о чем ты еще и понятия не имеешь. Я говорю о скромности, сын мой.
– О скромности? Ты хочешь, чтобы я был как простой подданный?
– Видишь ли, это урок, который рано или поздно всем нам преподает жизнь, – будь мы архиепископы или сыновья могущественных правителей… Кстати, ты сам-то замечаешь, как проходят твои занятия фехтованием? Сегодня, к примеру, ты не сдержался, когда твой учитель наглядно показал, что рапирой он владеет лучше тебя. А ну-ка, давай я займу его место.
Виконтесса Эболи, отойдя в сторону, стала наблюдать за поединком сына и любовника.
Фердинанд вновь и вновь выбивал рапиру из руки мальчика. Алонсо был в отчаянии, однако Фердинанд не без удовлетворения отметил, что сдаваться его сын не собирался – вместо этого он всякий раз просил продолжить их учебный бой, надеясь в конце концов устоять перед более опытным соперником. Через несколько минут Фердинанд сказал:
– Ну все, на сегодня хватит.
Отбросив рапиру, он положил руку на плечо мальчика.
– Когда-нибудь ты станешь превосходным фехтовальщиком, сын мой, – добавил он. – Тут у тебя есть кое-какие задатки. Но я хочу, чтобы тебе удавалось все, за что ты ни возьмешься, – не только приемы владения шпагой. А для этого ты должен знать меру своих способностей и всегда быть готовым перенять что-то у человека, более опытного, чем ты. В том-то и заключается истинная скромность, о которой я говорил тебе, Алонсо, – научись ей, и ты будешь обладать величайшим из мужских достоинств.
– Хорошо, отец, – потупился мальчик, – я запомню эти слова.
– Ну, теперь расскажи мне, что ты делал в мое отсутствие. У нас осталось не так много времени, мой визит не должен быть слишком долгим.
Увидев расстроенное лицо сына, Фердинанд вздохнул и крепко прижал его к себе.
– Так будет не всегда, Алонсо, – сказал он. – Это я тебе обещаю.
Альфонсо Португальский вернулся на родину. Как и большинство других совершенных им поступков, его приезд оказался крайне несвоевременным. Едва он ступил на землю Португалии, как ему сообщили две новости, каждая из которых была не из приятных.
Во-первых, пятью днями раньше состоялась коронация его сына Хуана. Во вторых, Папа Сикстус Четвертый, внимательно рассмотревший как ходатайство Изабеллы и Фердинанда, так и доклады о поведении самого Альфонсо, отозвал разрешение на брак, всего несколько недель назад данное принцессе Иоанне и ее невезучему дяде.
– Жил ли на свете хоть один человек, более несчастный, чем я? – причитал Альфонсо. – Видно, Господь совсем отвернулся от меня. Я обещал себе вернуться в Португалию, чтобы жениться на моей маленькой Иоанне и править страной лучше, чем в прошлом. А что в результате? Ни свадьбы, ни правления – все пошло прахом. Ах, зачем я позволил отговорить себя от пострига в монахи? Все равно мне не осталось ничего, кроме рубища и монастырской обители!
Он поехал в Лиссабон, и по пути во всех городах и селениях люди старались не смотреть на него. Они не знали, как теперь к нему относиться. Он был их королем и в то же время не был им. Его безумные политические авантюры разорили Португалию. И, пожалуй, принесли этой стране нечто худшее, чем просто бедность, – они принесли ей позор и унижение. Хуан принял его радушно.
– Ну, вот ты и стал королем Португалии, – поцеловав его руку, сказал Альфонсо. – Теперь твой родитель должен почитать тебя, сын мой. Я совершил ошибку, вернувшись ко двору. Думаю, скоро я отсюда уеду.
Хуан ответил:
– Отец, если бы мы могли повернуть время вспять, корона осталась бы за вами.
Альфонсо грустно посмотрел на сына.
– Для отрекшегося короля при дворе едва ли найдется место. Он только создаст лишние сложности для своего преемника, вот и все. На большее он не способен.
– В таком случае, что же вы собираетесь делать, отец?
– Полагаю, в этой ситуации у меня есть лишь один выход: монастырь.
– Монастырская обстановка вам очень быстро надоест, отец. Я понимаю, новизна ощущений и все такое… Но ведь вы привыкли к более деятельному образу жизни. Да и вынесете ли вы все лишения и неудобства, сопряженные с постригом?
– Придется вынести, сын мой.
– Отец, вы раскаиваетесь в том, что отреклись от короны, да?
– Сын мой, я желаю тебе удачи во всех твоих начинаниях.
– Надеюсь приступить к ним не слишком скоро, отец. Дело в том, что… Да, в каждом правлении когда-нибудь наступает тот день, когда сын наследует корону своего отца. Но ведь этот день обычно наступает не раньше, чем его отец упокоится в могиле.
– Что ты хочешь этим сказать, Хуан?
– Я хочу сказать, отец, что как вы несколько дней назад передали мне корону, так и я теперь отрекаюсь от нее в вашу пользу. Мне еще рано носить ее, и я хочу верить, что мое время наступит еще очень нескоро.
Прослезившись, Альфонсо крепко обнял сына.
Хуан облегченно вздохнул. Власть, от которой так несвоевременно отказался его отец, стоила ему немалых тревог. Мог ли он не думать о том, что случается в стране, когда на одну корону претендуют два короля? Правда, его отец добровольно отрекся от нее – но ведь все равно в Португалии образовалась бы партия, одержимая целью вернуть его на португальский трон, желает он того или нет.
Корона принесла бы Хуану гораздо больше радости, если бы досталась ему естественным путем, после кончины его родителя.
Так Альфонсо, забыв о своих французских унижениях, принял корону из рук сына.
Что касается остальных португальцев, то они уже давно привыкли к чудачествам своего правителя, а потому вскоре перестали говорить о двух отречениях, имевших место в их стране.
