София Каспари - В стране кораллового дерева
— Да, это так, — кивнул Штефан Брейфогель. — То, что я видел только что во дворе… — Он внимательно взглянул на Анну. Потом встал и неожиданно подошел к окну. — Диабло обычно не подпускает к себе чужаков. Нам потребовалось несколько недель, чтобы завоевать его доверие, и сегодня я впервые смог сдать его внаем. За то, что не произошло несчастья, я должен быть благодарен тебе… То, что я увидел во дворе, действительно впечатляет.
Анна скрестила пальцы и тут же поспешила их разнять, чтобы Брейфогель не заметил ее волнения. Он снова повернулся к ней.
— Хорошо, ты будешь работать вместо Калеба, — сказал он наконец, — но…
Анна пошла быстрее. Ей пришлось смириться с тем, что Штефан Брейфогель решил платить ей меньше, чем Калебу. Если она сможет приносить в дом хорошие деньги, если они смогут платить по счетам и вызвать к Калебу доктора, тогда все наладится. Девушка с решительным видом шла вдоль по улице. Анна все еще чувствовала себя неуверенно в этом городе. Незнакомые дома, деревья со слишком яркими и слишком сочными цветами, названия которых ей неизвестны. Чужой язык, незнакомые голоса.
Пульперии, так называли здесь ресторанчики, в это время дня были забиты пьяницами, игроками и безработными.
Анна нерешительно осмотрелась, чтобы сориентироваться. Несколько разодетых дамочек, явно проституток, гордо вышагивали по улице. Одна дама шла в сопровождении пожилого мужчины и маленького, роскошно одетого негритенка, который нес позади них зонт. Вот сквозь толпу промчался всадник. Ссорились двое мужчин, хватаясь за ножи. На узких улочках рядами стояли пролетки, простые повозки и небольшие крытые экипажи, запряженные двойками породистых лошадей. Анна подняла глаза к небу и заметила, что оно стало голубым, а воздух — теплым и тяжелым.
Из домов и подворий пахло едой, и Анна вспомнила, что еще ничего не ела. Ее желудок заурчал.
С моря подул легкий бриз. Мимо снова промчался всадник. Девушка едва успела отпрянуть.
Наконец она добралась домой. Анна на секунду остановилась, вздохнула и вошла внутрь.
Но в доме никого не было. Комната, в которой еще рано утром на полу храпел отец, оказалась пустой. Элизабет и Ленхен, вероятно, тоже еще не пришли. Какое-то время Анна нерешительно стояла посреди комнаты, потом набрала кружку воды из ведра и выпила ее жадными глотками. Желудок снова заурчал. Девушка осмотрелась в поисках чего-нибудь съестного. На столе в глиняном кувшине она обнаружила припрятанную краюшку хлеба. Анна жадно вгрызлась в сухой ломоть, с трудом разжевала его и запила водой. Она понемногу глотала это месиво, чтобы во рту дольше оставался сладковатый вкус тщательно пережеванной пищи. Наверное, хлеб испекла мать, Элизабет. Он был такой, как на родине, и вдруг у Анны из глаз полились слезы.
Девушка еще немного подождала и направилась к комнате, где лежал больной Калеб. Она осторожно приоткрыла дверь, а потом быстро вошла. Она не хотела его пугать, но он был так бледен, что у нее ком встал в горле. За ночь состояние ее мужа заметно ухудшилось.
— Анна, — произнес Калеб.
Его ласковый голос мгновенно успокоил ее.
Сегодня Калеб сидел на кровати и улыбался ей. Анна вспомнила, как он махал ей с повозки той зимой, когда их семья отправлялась в долгое плаванье. В три часа утра, в жуткий холод, они прощались друг с другом. Повозка должна была отвезти их в Санкт-Гоар, где семья пересела на баржу, плывшую по Рейну. Калеб рассказывал Анне, что на открытой барже практически невозможно было выдержать такой ужасный холод. К тому же поднялся ветер, вода хлестала через борт. Путешественники и их пожитки промокли. В ту ночь у многих замерзла часть провизии и потом оказалась несъедобной. Только на третьи сутки они прибыли в Кельн.
— Анна! — еще раз произнес Калеб очень нежно.
У Анны свело желудок. Она невольно прижала руки к животу и села рядом с мужем.
— Ты лежи. Тебе нельзя напрягаться. Ты должен выздороветь.
Тень легла на лицо Калеба.
— Я не так уж болен, чтобы не поздороваться с тобой, — сказал он в тот же миг.
Но сразу же пожалел о том, что сказал. Со стоном он вновь опустился на истертые подушки, прикусил губу, а потом улыбнулся.
— Мне очень жаль, я не хотел быть грубым.
Анна покачала головой.
— Ничего страшного.
— В том, что произошло, нет твоей вины. Но знаешь, Анна, иногда я просто прихожу в ярость и готов избить самого себя. Иногда я задаюсь вопросом: «Почему? Почему именно я?»
Анна слегка наклонила голову.
— В этом нет твоей вины, — прошептала она. — Никто не виноват.
Калеб бессильно усмехнулся.
— Я знаю. Иногда мне вообще хотелось бы… Ах, проклятье!
Он осекся. Анна заметила, с какой любовью он смотрит на нее, отвела руку от живота и беспомощно опустила ее вниз. Калеб вопросительно поднял брови.
— Что случилось? Тебе нехорошо? У Элизабет и Ленхен после приезда был страшный понос.
— Нет. По крайней мере, это мне больше не угрожает. — Анна слышала, как дрожит ее голос. — Я здесь уже слишком давно. Все, конечно, в полном порядке, но…
— Что?
«Все, конечно, в полном порядке», — повторила она про себя, но ее не покидало подозрение, которое в последнее время перерастало в уверенность, и тут она прошептала слова, которые ее страшили:
— А что, если у нас будет ребенок?
— Не слишком ли рано для таких ожиданий? — Улыбка озарила лицо Калеба, и Анне стало не по себе. — Или, если посмотреть с другой стороны, не слишком ли поздно?
Должно быть, Анна задрожала и побледнела, потому что Калеб с озабоченным видом погладил ее по руке.
— Ты думаешь, я вскоре могу стать отцом?
Он потянулся к ней, но Анна резким движением скрестила руки на груди.
Думать о ребенке было, конечно, чересчур рано, но она была уверена… Она чувствовала это и просто не могла ошибиться.
Калеб все еще улыбался.
— Ты уверена? — повторил он.
— Да… Нет… — Голос Анны звучал грубо. Девушка откашлялась. — Я не знаю. Просто действительно еще слишком рано. Может быть, я и ошибаюсь. Мне очень жаль.
— Но о чем же здесь жалеть?! — Калеб взял-таки ее правую руку. Он по-прежнему лучезарно улыбался. — Как бы там ни было, я счастлив.
Анна отдернула руку.
— Правда? — Она закрыла дверь в комнату, и все достойные сожаления вещи остались за дверью. — Я хочу, чтобы жизнь у наших детей была лучше, чем у нас, а сейчас…
Она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Она была сильной. Она не могла снова расплакаться.
— Но мы же всегда хотели иметь детей.
— Да. — Анна яростно потерла лицо руками. Она не заплачет, только не сейчас, только не здесь. — Но не в таких условиях! — выдавила она наконец из себя.
