Елена Арсеньева - Любовь и долг Александра III
Мари, забившись в уголок кареты, витала в радужных облаках, почти не слушая ее, но слово «виконт» заставило ее встрепенуться.
– Виконт будто бы голову из-за девчонки потерял, – шептала себе под нос княгиня. – Все приличия нарушены! Танцевал только с ней! Я своими глазами видела несколько carnets de bal, в которые было вписано его имя, и я видела, как барышни вычеркивали это имя, потому что виконт забыл про приглашения и танцевал только с Мари!
Теперь девушка сидела насторожившись и слушала в оба уха, вся дрожа от восторга и в то же время опасаясь, что княгиня вспомнит о ее присутствии и умолкнет.
– Конечно, говорят, он отъявленный бабник, но все когда-нибудь берутся за ум, даже бабники, – продолжала бормотать княгиня. – А что, если он сделает предложение Мари? Это было бы великолепно, я бы наконец избавилась от забот о ней. Но нет, Мари слишком глупа, чтобы удержать такого мужчину. Робкая, скучная тихоня. Танцует прекрасно, стала по-настоящему хорошенькой, но этого мало, мало… ведь таких скромненьких и нерешительных красоток в Париже полно! Таких мужчин, как виконт, нужно хватать обеими руками и намертво пришивать к своей юбке. Но разве она способна на это?
Княгиня вздохнула и замолчала, а тут и карета остановилась. Бабушка не сказала Мари ни единого слова о прошедшем бале, и, если бы не подслушанный монолог, девушка так и продолжала бы предаваться розовым мечтам, однако теперь все эти воздушные грезы словно наполнились плотью и кровью, словно ожили.
– Что с вами, мадемуазель? – спросила ее горничная Клара. – Вы не заболели? У вас холодные руки и горячий лоб. Вас бьет дрожь! Ложитесь скорее в постель, а я попрошу Франца согреть вам молока. Ах, я совершенно забыла, что Франца сегодня нет и завтра не будет, он женится на этой хитрюге Мюзетте…
– Франц женится на Мюзетте? – воскликнула Мари, выплывая из своей блаженной задумчивости. – На младшей горничной? Ничего себе! Такой представительный, важный мужчина…
– Важный! – фыркнула Клара. – Когда мужчина видит хорошенькую девушку, он теряет всякую важность. Так произошло и с Францем. Он забыл о ней, когда соблазнил Мюзеттту. Но это было мимолетное увлечение. Для него не впервой сбивать с пути истинного глупеньких горничных, он думал, ему все сойдет с рук и на сей раз, но вот беда – Мюзетта после того, как отдалась ему, спохватилась, набралась храбрости и пожаловалась Мадлен, своей крестной.
– Мадлен? Камеристке моей бабушки? Мадлен ее крестная? И что же было потом?
– Мадлен приказала позвать Франца и заявила: или он женится на Мюзетте, как и подобает поступить мужчине, который похитил невинность юной девицы, или обо всем будет доложено ее светлости княгине, и та выгонит его вон без рекомендаций. Если же Франц женится на Мюзетте, он получит за ней прекрасное приданое и сохранит место в доме княгини. Разумеется, Франц согласился. И сегодня все слуги гуляли на их свадьбе.
– Как интересно! Но ведь он не влюблен в Мюзетту!
– Какое отношение любовь имеет к супружеству, мадемуазель? – усмехнулась Клара. – Главное – брак, положение, а чувства… К тому же умная женщина всегда сумеет заставить мужа полюбить себя. В конце концов, деваться ему уже некуда. Ох, мадемуазель, я болтаю, болтаю, а ведь вам давно пора спать. Прошу меня простить, спокойной ночи.
И, схватив свечу, она выбежала из комнаты, а Мари решила, что Клара так спешит, потому что надеется успеть на свадебную пирушку. Впрочем, это ее мало интересовало. Она снова уплыла мыслями к минувшему балу и долго не могла уснуть, а когда наконец уснула, снилось ей все то же: набегающие и утихающие волны вальса, по которым она плыла вместе с Жюлем де Ламаром, красивейшим из мужчин, виденных ею. И утром Мари не могла отвязаться от этих мыслей и мечтаний, а потому, увидев его ни свет ни заря в дверях библиотеки, она сначала подумала, что видит сон наяву.
– Что вы на меня так смотрите, мадемуазель Мещерская? – произнес Жюль. – Удивляетесь, что вам не доложили о моем приходе? Но я прошел через сад, потому что не мог достучаться. Такое впечатление, что все ваши слуги еще спят мертвым сном. Прошу прощения: я нарушил ваше уединение, но мне хотелось убедиться, что девушка, с которой я вчера танцевал и о которой думал всю ночь, не призрак. Мечтал увидеть вас, снова держать в своих объятиях…
Отбросив легкий плащ, он шагнул к Мари и поднял ее с кресла.
«Что это? – подумала она. – Он хочет со мной танцевать? Здесь, сейчас? Но я не успела одеться, причесаться… на мне только пеньюар… какой ужас… хорошо, что бабушка еще не вставала и не видит, в каком виде я принимаю гостя! Она вечно бранит меня за то, что я по полдня хожу неодетая!»
Но объятие Жюля мало походило на танцевальное. Он стиснул Мари так, что она не могла шевельнуться, а в следующий миг его губы прижались к ее губам.
«Боже! Я целую мужчину? Меня целует мужчина? Меня целует Жюль! Я целую Жюля!»
И она словно бы лишилась чувств… Наверняка лишилась, потому что, когда очнулась, обнаружила, что вновь полулежит в кресле, а Жюль наклонился над ней и с интересом рассматривает ее обнаженную грудь. Ленты пеньюара были развязаны, ночная рубашка спущена с плеч.
– Что вы… что это… – пролепетала Мари.
– Любимая моя, – страстно воскликнул Жюль, – да вы еще прекраснее, чем мне казалось вчера! Клянусь, вы просто чудо! Именно о такой девушке я мечтал всю жизнь, я искал вас… думал, что никогда не найду, и вдруг… Почему я не художник? Я написал бы ваш портрет! Ваша грудь достойна кисти Греза, ваши ножки – кисти Фрагонара, а складки вашей рубашки привели бы в восторг самого Ватто, который обожал писать одеяния прекрасных дам и особенно всевозможные складки. Впрочем, Ватто, пожалуй, решил бы, что складок как раз маловато… – И он резко смял рубашку Мари, да так, что обнажились ее ноги и низ живота.
Мари взвизгнула.
– Тише, – пробормотал Жюль. – Вы же не хотите, чтобы нам помешали?
Его губы снова впились в покорные губы Мари. И в это время рука его проникла между ее ногами и начала гладить то место, которое почему-то называют стыдным. Но Мари не чувствовала стыда, стыд потонул в невероятном блаженстве, заполнившем ее тело.
– Жюль, Жюль, – стонала она, хватая его за руку и думая только о том, чтобы его пальцы не прекращали ласкать ее.
– Моя милая, – нежно шепнул Жюль, – вам это нравится? Но я бы хотел, чтобы вы разделили наслаждение со мной. А ну-ка, пустите меня.
Он опять поднял Мари с кресла и сам уселся туда. Повозился со своей одеждой и притянул девушку к себе на колени, но так, что она вынуждена была усесться верхом. Она засмущалась, заупрямилась…
«Да ведь он соблазняет меня! Хочет, чтобы я ему отдалась! Но как же быть? Если я его отвергну, он уйдет, а если я ему отдамся, он станет смотреть на меня как на доступную женщину. А впрочем, это неважно, ведь он непременно женится на мне. Клара говорила, что всякий мужчина, который похитит невинность девушки, должен на ней непременно жениться. Пусть делает, что хочет, я готова на все, лишь бы он стал моим мужем. Бабушка говорила, что я глупа, робка и нерешительна? Что таких мужчин, как Жюль, надо хватать обеими руками и держать? Ну так я сделаю это!»
