Алексаднр Дюма - Альбина
— Он умер, Эверард… Его убила в три дня жестокая горячка, тогда как перед ним открывалась блестящая будущность. Бедный юноша! Он имел столько талантов, так ловко умел держаться на скользкой почве придворной жизни, так искусно выпутывался из всех интриг! И смерть похитила его у меня, Эверард! Но судьба еще не совсем поразила меня; у меня остался другой сын, который так же как Альберт, достоин моей любви и милостей двора. Теперь ты единственный наследник Эппштейнов; для тебя начинается новая жизнь; забудем прошедшее, чтобы подумать о будущем; с этих пор положись на любовь и покровительство твоего отца.
Эверард был бледен; он понял, что роковая новость разрушит все его счастливые мечты.
— Эверард, — снова начал граф, — теперь ты австрийский офицер; вот твой диплом, но это еще не все.
Граф подошел к стулу, на котором лежала шпага, и подал это оружие Эверарду.
— Вот тебе шпага, — продолжал граф. — Верь, Эверард, что ты будешь осыпан милостями двора. Но мы поговорим об этом в другой раз; теперь я оставлю тебя с твоим учителем. Будь весел, милый Эверард, предавайся сладким мечтам; высокая судьба ожидает тебя в Вене, куда мы отправимся через несколько дней.
Граф обнял оцепеневшего Эверарда, кивнул головою доктору Блазиусу, который согнулся почти до земли, и потом вышел из комнаты.
— Через несколько дней отправимся в Вену! — повторил Эверард, бросив печальный взор на диплом и на шпагу. — Боже мой! Что скажет она, когда узнает это? — прибавил он и бросился вон из комнаты; доктор только успел закричать ему вслед: «Господин фон Эппштейн, не забудьте, что ваш отец ожидает вас к обеду».
Через несколько минут Эверард был уже в хижине. Бледный, усталый, он явился перед Роземондою, которая в то время прогуливалась в саду.
— Что с вами, Эверард? — спросила Роземонда.
— Что со мною, Роземонда? — сказал молодой человек. — Приехал граф и, как всегда, привез с собою несчастье.
— Что хотите вы сказать, Эверард?
— Посмотрите, посмотрите! — вскричал Эверард, подавая Роземонде шпагу и диплом.
— Что это значит? — спросила она.
— Вы не угадываете, Роземонда?
— Нет.
— Мой брат Альберт умер, теперь я наследник Эппштейнов, и мой отец, который привез этот диплом и эту шпагу, берет меня в Вену.
Лицо молодой девушки покрылось смертельною бледностью, тогда как на ее устах скользила улыбка.
— Дайте мне руку, Эверард, — сказала она, — и пойдемте в комнату.
Молодые люди вошли в домик. Роземонда села в кресло Джонатана; Эверард поставил свою шпагу в угол и бросил диплом на стол.
— Эверард, — сказала Роземонда, — нынче утром мы говорили об испытании, но только оно настало слишком скоро.
— Что за важность, Роземонда! — отвечал Эверард. — Ужели вы думаете, что я поеду?
— Без сомнения.
— Нет, Роземонда, я не оставлю вас никогда, я поклялся в том.
— Вы не имеете права не повиноваться воле родителя.
— Граф отказался от меня, он сам писал об этом; я ему не сын, он мне не отец.
— Так было прежде; но теперь Богу угодно было соединить вас опять. Вы должны повиноваться, должны ехать в Вену.
— Никогда!
— В таком случае я возвращусь в свой монастырь; я не хочу быть заговорщицею против вашего отца.
— Роземонда, вы не любите меня!
— Напротив, Эверард, из любви к вам я советую вам согласиться на предложение вашего отца. Есть обязанности, налагаемые на человека с самого дня рождения; им нельзя не повиноваться. Покуда был жив ваш брат, вы могли оставаться в безвестности; тогда не на вас лежал долг поддержать славу имени Эппштейнов, но теперь отказаться от наследственных преимуществ вашего рода было бы преступлением против ваших предков и потомков.
— Вы жестоки, Роземонда.
— Нет, Эверард, я говорю с вами, как будто я не существую более. В подобных случаях бедная девушка, как я…
— Но поклянитесь мне в одном, Роземонда.
— В чем?
— Если мне удастся уговорить моего отца отказаться от его намерения, если я поступлю на службу и стану свободным, буду сам располагать собою, поклянитесь мне исполнить ваше обещание.
— Я поклялась, Эверард, принадлежать вам или Богу; клянусь в этом еще раз.
— И я, — сказал Эверард, — клянусь могилою моей матери, что ни одна женщина, кроме тебя, Роземонда, не будет подругою моей жизни.
— Эверард!.. — вскричала испуганная девушка.
— Я дал клятву и не изменю ей.
В эту минуту зазвенел обеденный колокол.
— До завтра, — сказал Эверард и оставил хижину.
XIX
После обеда Максимилиан приказал Эверарду следовать за собою. Молодой человек с трепетом в сердце повиновался приказанию своего отца. Когда они вошли в красную комнату, Максимилиан указал своему сыну кресло; молодой человек молча исполнил это повеление. Граф стал ходить большими шагами по комнате, украдкой посматривая на Эверарда. Видно было, что он обдумывал, как начать разговор. Наконец он решился принять важный тон дипломата.
— Эверард, — сказал он, заняв место против своего сына, — забудьте на минуту — прошу вас об этом — во мне вашего отца и выслушайте государственного человека. Вы, Эверард, должны занять возле меня место покойного вашего брата; со временем вы будете управлять умами народов, но, вступая на это славное поприще, вы должны чувствовать, какие трудные обязанности налагает на вас судьба. Вам надо забыть свои интересы; вы будете жить не для себя, а для всех; надо отказаться от своих желаний и наклонностей, стать выше общественного мнения, выше систем и предрассудков, одним словом, бесстрастно исполнять свою правительственную обязанность.
Довольный этим величественным введением, граф остановился, чтобы прочитать на лице сына действие своей речи. Эверард казался внимательным, но не удивленным.
— Вам надо подумать об этих важных предметах, и вы, без сомнения, разделяете мое мнение, Эверард? — спросил Максимилиан, недовольный молчанием своего сына.
— Я согласен с вами, батюшка, — отвечал молодой человек, — и от всего сердца удивляюсь тем, которые так хорошо понимают свои достоинства, но я думаю, — и вы, конечно, согласитесь со мною, — что, жертвуя своими наклонностями и даже своим счастьем, надо исполнять долг, налагаемый совестью; что, отказываясь от тщеславия, должно хранить свою честь.
— Пустые слова, молодой человек, — возразил граф с презрительной улыбкой, — вы сами скоро узнаете ничтожество этих фраз.
— Быть может, батюшка, для людей, возвысившихся до известной степени, но для меня честь и добродетель дороже жизни. Батюшка, я боюсь обмануть ваши лестные надежды. Дикий питомец лесов и гор, я едва ли сумею подделываться под теории и правила света. Я знаю себя. После вольного воздуха лесов мне будет душно в городских стенах. Быть может, я погибну в какой-нибудь интриге. Умоляю вас, батюшка, откажитесь от ваших блестящих планов и для моего счастья возвратитесь ко двору один, а меня оставьте в моих лесах.
