Елена Арсеньева - Последний дар любви
Чай подали незамедлительно. Сели за стол. Александр Николаевич едва участвовал в общем разговоре. Наверное, окажись он в обществе одних мужчин, не стал бы затруднять себя даже минимумом любезности. Но Вера Гавриловна была очень мила. Он всегда оживал среди женщин, это знали все, но, что императору было прекрасно известно, не все относились к этому снисходительно. Кто говорил, что император рядом с мужчиной или женщиной – это два разных человека, кто утверждал, что рядом с бабой мужчина становится тряпкой…
Нынче вечером он едва находил силы на самые обязательные фразы.
Однако в середине чаепития вдруг все изменилось. То ли великолепный чай, щедро сдобренный листьями малины и смородины, взбодрил, то ли воздух, напоенный ароматами экзотических растений, которые соседствали с ромашками и васильками. А еще Александру Николаевичу вдруг стало казаться, что на него кто-то смотрит. Сначала он насторожился, но потом вдруг успокоился. В этом взгляде не было ничего неприятного. Настроение изменилось. Наверное, чай подействовал. Исчезла отупляющая сонливость, пришла бодрость.
Ощущение этого взгляда не проходило. Кто же там смотрит на него? Он невольно взволновался, стало весело, как всегда бывало, когда он видел неподалеку хорошенькую женщину.
Наверное, какая-нибудь горничная.
Среди них тоже попадаются красотки. Как подумаешь… отчего это у него никогда не было даже мимолетнего романа с горничной?
Ну да, благородное происхождение! В этом смысле князьям полегче, чем императорам, можно держать пари, что великий женолюб Михаил Михайлович не пропускает многих юбок. Приняв от хозяйки очередную чашку и закусывая сдобный сухарь, Александр Николаевич стал посматривать через перила террасы. Определенно – вон в тех кустах кто-то есть! Ему почудилось, будто он видит, как блестят среди листьев возбужденные карие глаза. Казалось, незнакомка пригнулась, чтобы голова ее не поднималась над кустами.
– Каков, однако, прекрасный закат нынче! – воскликнул он, подходя к ступенькам и вглядываясь в полоску неба над садом.
Небо играло самыми разнообразными красками, от золотисто-зеленого до густо-фиолетового. Истинная феерия творилась! Однако император лукавил – он только делал вид, что смотрит на небо…
Александр Николаевич внезапно соскочил со ступеней, в два размашистых шага очутился возле кустов и протянул руку в глубь листвы. Раздался легкий вскрик, и рука Александра Николаевича ухватила что-то… Да это коса!
– Кто это? – спросил он изумленно, разглядывая то эту косу в своих руках, то девочку лет десяти, одетую очень нарядно. Александр Николаевич смотрел в ее решительное и в то же время смущенное личико.
Она была прехорошенькая. Из тех, о которых с первого взгляда можно сказать: «Красавицей будет!»
Хозяева готовы были провалиться сквозь землю от смущения. Они с трудом могли поверить, что их гость совсем не сердится.
– Прошу простить, – смущенно произнес Долгорукий, – это, изволите ли видеть…
– Княжна Екатерина Михайловна, – торжественно представилась девочка, ловко высвобождая свою косу из руки императора. – Я явилась посмотреть на государя.
Ее манеры и разговор были уморительны и исполнены достоинства. Александр, который был отнюдь не чужд юмора, не мог сдержать смеха. При этом он смотрел на девочку с восторгом, ибо она была очень хорошенькая и обещала сделаться истинной красавицей. А уж волосы-то какие роскошные!
Щелкнув каблуками, император склонил голову, коротко отрекомендовавшись:
– Александр Николаевич. – А потом церемонно проговорил: – Могу ли я просить вас, Екатерина Михайловна, оказать мне честь и быть моим проводником по этому великолепному саду?
Он предложил княжне руку. Девочка приняла ее так же церемонно, но скоро забыла, что является маленькой дамой, и вела себя просто, грациозно и мило. Император не мог отвести от нее глаз. Удивлялся, размышляя, отчего его дочери, которых он, конечно, очень любил, не ведут себя просто и естественно. Наверное, все дело в обстановке, в которой росла эта будущая красавица. А может, у нее счастливая натура…
Счастливая натура делать счастливыми тех, кто рядом с ней…
Усталости как не бывало. Даже тяжелые мысли об отце исчезли. Александр Николаевич вновь, впервые после его смерти, подумал, что жизнь дана для того, чтобы радоваться, а не только горевать. Ну не удивительно ли, что этим он обязан девочке? Поцеловал ей руку, и она счастливо засмеялась. Ей еще никто не целовал руку! Как взрослой!
Катя почувствовала себя взрослой и необыкновенно счастливой. Два совершенно счастливых человека, девочка и взрослый мужчина, смотрели друг на друга и улыбались. Разумеется, никто не подозревал, что встретились два человека, созданных друг для друга. Они просто ощущали необыкновенную радость, будто нашли нечто необычайно драгоценное.
Александр Николаевич улыбался, но Катя еще не умела владеть собой.
– Я вас люблю, государь! – вдруг воскликнула она радостно и убежала, хохоча.
ЧАСТЬ II
Глава 1
Перед зеркалом
Когда принцесса Мария впервые вошла в Зимний дворец, которому суждено было стать ее домом, она была настолько ошеломлена его роскошью и великолепием, что даже не все заметила: некая пелена восторга, смешанного с ужасом, застилала ей глаза. Когда она думала о тех часах и днях, то вспоминала себя в легком батистовом платьице с белым вышитым воротничком, в соломенной шляпке с лентами палевого, в цвет соломы, оттенка, а поверх – коричневую вуаль, коричневый зонтик, коричневые шведские перчатки и коричневое манто.
Все благопристойное и сдержанное до унылости. Практичное и немаркое. Сшито для принцессы из маленького герцогства, где считается каждый шиллинг и принцесс воспитывают в такой же строгой экономии, как дочерей крестьян. И вдруг эта титулованная Золушка попадает в пещеру из сказок «Тысячи и одной ночи»!
Эти залы… роскошь на каждом шагу… покои императрицы с полотнами Рафаэля де Санти…
Марихен знала, какая эта ценность. И увидеть «Мадонну Констабиле» или «Святое семейство» в будуаре – это стало для нее подлинным потрясением.
Вскоре выяснилось, что Александра Федоровна страстно любила итальянскую живопись, поэтому был отдан приказ приносить для нее полотна из Эрмитажа. Однако, что называется, картин не наносишься, а потому император заказал для покоев жены несколько копий с ее любимых картин.
Эти дивные полотна были первым, что едва не лишило ее рассудка от осознания собственной ничтожности. Блеск и окружающая роскошь вызвали слезы на глазах. Но это не были слезы восторга, она ощутила себя угнетенной собственной незначительностью…
