Мэри Патни - Обретенное счастье
Но в эту ночь никаких дистанций не существовало. За прошедшие дни и ночи она изучила ритм его дыхания, гладкость его кожи, его тонкий юмор. Они стали товарищами в этом страшном и странном приключении, и она никогда не забудет его, как бы ни сложилась ее жизнь. Он, будучи мужчиной, наверное, не способен испытывать такие сильные чувства. В его жизни наверняка было много разных приключений, но дай Бог, чтобы риск, которому он подверг себя ради ее спасения, утолил ту печаль, которая не отпускала его с тех пор, как он потерял любимую жену.
Отмахнувшись от этих мыслей, она произнесла:
– Я надеюсь, что вашим последним испытанием будет плавание.
Он рассмеялся.
– Я тоже. Это был бы хороший финал в нашем состязании.
Любой финал, который бы позволил им вместе покинуть Мадуру, был бы для нее самым лучшим.
Рана на левой руке, полученная в схватке с султаном, все еще давала о себе знать, но тем не менее он был готов принять участие в последнем испытании. Еле сдерживая нетерпение и чувствуя, как замирает ее сердце от страха, Алекс стояла справа от него, прекрасная в роскошных одеждах из мерцающего узорчатого шелка. Преодолев злость, вызванную недавним поражением, Хасан теперь выглядел притихшим и задумчивым.
Когда Гэвин взял многогранник для последнего броска, султан заметил:
– Когда игра закончится, мне будет не хватать этого волнения, но Шень Ю будет рад моему возвращению к государственным делам.
– А вот я вполне насытился волнением. – Гэвин сжал игральную кость в кулаке и бросил ее в последний раз.
Шень Ю взглянул на символ:
– Поклонение богине.
Не успел. Гэвин спросить, что это значит, как Хасан холодно произнес:
– Удача опять сопутствует вам, капитан. Боги посылают вам испытание, которому позавидовал бы любой мужчина.
Гэвин нахмурился:
– Что означает поклонение богине?
– Вы должны продемонстрировать свою мужскую силу, вступив в сексуальную связь с вашей рабыней.
Первой реакцией Гэвина было недоверие. Нет, наверное, он чего-то не понял. Но Алекс смотрела на него с таким же ужасом, какой испытывал и он сам. Ему предлагалось силой заставить ее?..
Под ложечкой у него засосало.
– Не верю, что вы говорите это всерьез. Это отвратительно. Против всех божеских и человеческих законов.
– Вы так думаете, Пуританин? – хмыкнул Хасан. – Какая наивность! Наши законы более древние, чем заповеди вашего христианского Бога. Победитель в этой игре должен быть могущественен во всем! Он должен быть в состоянии зачать сыновей и населить ими землю. Вот почему это испытание часть «львиной игры». Вы должны выступить публично – или проиграете. – Он усмехнулся, не скрывая злорадства. – Сделайте над собой усилие ради свободы женщины. Я-то думал, вы с радостью воспользуетесь такой возможностью.
Если вспомнить, сколько он уже сделал ради Алекс, Гэвин давно ее заслужил. Но, проклятие, его дед был шотландским викарием, мать – женщиной строгих правил, и он сам привык в жизни руководствоваться высокими нравственными принципами.
– Хорошо, если я должен доказать свою мужскую силу, приведите девушку из лучшего притона в порту. – Он скорее согласится подцепить какую-нибудь болезнь, чем сделать это с Алекс.
– Это должна быть миссис Уоррен, и никто другой, – процедил Хасан.
Гэвин обратился к буддийскому священнику как к судье.
– Господин Дакса, а что скажете вы? Если я решусь на это, то совершу преступление перед обычаями моего народа.
Монах колебался, обдумывая ситуацию.
– Вся эта игра посвящена этой женщине. Вы пошли на большой риск ради ее свободы, ваши судьбы переплелись. Задание называется «поклонение богине». Для вас она богиня – следовательно, единственно возможный выбор.
Гэвин согласился с логикой монаха, но это не остановило его.
– Если это должна быть она, я отказываюсь.
– Нет, Гэвин, нет! – Голос Алекс прорвался сквозь возмущенный гул толпы. – Взгляните на меня.
Гэвин повернулся к ней. Она была так бледна, что даже загар не мог скрыть ее бледность, и она смело смотрела ему в глаза.
– Если это единственный способ победить в этой проклятой игре, сделайте это!
Он покачал головой, преследуемый всеми проповедями, которые когда-то слышал, всеми правилами поведения джентльмена, которые с детства впитал в себя.
– Я не… не могу.
– Гэвин! – закричала она с гневом в голосе. – Вы не можете нанести мне большего оскорбления, чем то, через которое я уже прошла.
Страдание и боль плескались в ее глазах, подтверждая его мысли о том, сколько же ей пришлось вытерпеть за полгода рабства. Он не хотел думать, что ее не только били, но и насиловали, но больше не мог отмахиваться от этого факта. Она вынесла такое, что не высказать словами. А теперь сама, по собственному желанию, она выбирала насилие – как плату за его свободу, так же как он платил за нее. Отчаянная борьба Алекс против ее тюремщиков обнаружила родство их душ, и это была одна из многих причин, по которой он решил вызволить ее из беды.
Он колебался, жалея ее из-за того, что она должна пойти на такую жертву. Если бы он был святым, как она говорила, он бы отказался, но он был обычным человеком и не хотел оставаться на этом острове на целых десять лет. Да, он расписывал ей все прелести безмятежной и легкой жизни на Мадуре, но он даже помыслить не мог, чтобы остаться здесь и работать на Хасана. Свобода была необходима ему, как соколу необходимы ветер и бескрайнее небо. Находиться во власти другого человека, который будет помыкать им, держа за надежными запорами, было таким же безумием, как держать Алекс в клетке.
Он облизал сухие губы, уступая страху и эгоистичному желанию.
– Хорошо… я сделаю это. Но не на публике.
– Но это часть нашей игры, – ядовито возразил Хасан. – Представление перед толпой, оно не для услады сердца.
Гэвину предстояло обесчестить Алекс перед сотнями любопытных глаз?
– Капитан и его дама не наши люди, – вмешался монах Дакса. – Свидетели должны быть, но испытание может быть перенесено с арены в другое место.
Хасан поморщился:
– Если это ваше решение, господин Дакса, пусть будет так.
Сколько свидетелей должны наблюдать за ходом испытания?
– Двое. Вы – потому что вы султан и участвуете в этой игре, – он нахмурился, – и я – потому что я судья и обязан присутствовать при этом.
Двое свидетелей лучше, чем целая арена, но тоже слишком много для столь интимного дела. Мысль о надругательстве над женщиной, которая и так вынесла слишком много оскорблений от людей, захвативших ее в плен, терзала Гэвина. Он никогда больше не сможет посмотреть ей в глаза. Словно угадав его мысли, Алекс твердо заявила:
