Тереза Медейрос - Проклятие королевы фей
Он отпрянул от нее, вынудив девушку выпустить его ногу и не тащиться за ним через весь шатер.
Холли встала на колени.
— Бормочу? Я бормочу?
— Именно так. Неужели ты искренне полагаешь, что среди моих грехов есть такой, как избиение священников и старух?
— Грехов? Моих грехов? — словно попугай, повторила она, и тотчас же улыбка озарила ее лицо. — О! Так мы говорим о ваших грехах!
Остин нахмурился. Когда его жена улыбается вот так, ее уродство превращается почти в красоту.
— И в каком грехе вы желаете покаяться сегодня, сэр? Смею ли я высказать свое предположение? Вы не питаете ко мне нежных чувств. Вы сражались лишь ради того, чтобы завоевать мое приданое. — Ее звонкий беззаботный смех удивил рыцаря. — Вы, как и все прочие участники турнира.
Отступив от нее, Остин распахнул полог шатра и выглянул в черную как сажа темноту.
— Если бы мое прегрешение было так легко искупить. Веселое настроение Холли мгновенно улетучилось.
— Каков же этот ужасный проступок, который не может простить бог? — тихо спросила она.
Призрачный свет луны осветил лицо ее супруга.
— Я дал вам клятву, в то время как сердце мое уже принадлежит другой.
Холли попыталась было вернуть себе спокойствие, но ее смех прозвучал неискренне.
— Вероятно, сэр, вы незнакомы с правилами придворной любви. Мужчине не подобает признаваться в чувствах собственной жене. — Холли едва ли могла позволить себе усладить слух рыцаря перечислением всевозможных знаков внимания, которые она получила, чтобы тотчас же отвергнуть, от женатых мужчин. — Если бы вы обвенчались со своей возлюбленной, то разве ощущали бы волнующий трепет, перевязывая на турнире ее лентой копье? Или сочиняя стихи, воспевающие ваше целомудренное чувство?
Рыцарь гневно вскинул подбородок, дав Холли понять, что его чувства к таинственной незнакомке далеко не целомудренные. Он достал из-за пазухи маленький сверток, и исказившая его лицо боль разожгла любопытство Холли. Это подарок прекрасной дамы? Драгоценное свидетельство их любви? Неужели у этого неотесанного дикаря настолько тонкая душа, что он носит этот подарок у самого сердца?
— Простите меня, миледи, — сдавленно промолвил Остин, — но сегодня ночью я не могу быть вам мужем. Не знаю, какие законы царят в Англии, но я не могу лежать с одной женщиной, думая о другой.
Слова вырвались у Холли прежде, чем она успела остановить их.
— Даже если эта женщина — ваша супруга?
Господи Иисусе, что она делает? Уговаривает этого мужчину затащить ее к себе в постель?
Убрав сверток назад за пазуху, рыцарь решительно, но в то же время осторожно посмотрел ей прямо в глаза.
— Особенно если эта женщина — моя супруга.
Произнеся эти загадочные слова, он скрылся в ночной темноте, оставив Холли в одиночестве.
Девушка упала на постель, чувствуя, что от наплыва противоречивых чувств голова у нее идет кругом. Уход Остина избавил ее от всех страхов, однако в облегчение вплеталась беспокойная ниточка разочарования. Решив, что ее обман раскрыт, она вдруг обнаружила, что и у ее мужа есть свои тайны. Его откровенное признание обесценило невинную проделку Холли, и ее захлестнула новая волна отчаяния.
Она бросилась ничком на постель. Холодная парча нисколько не облегчила лихорадочно горящие щеки, натертые крапивой. Опасаясь, что муж, заключив сделку с совестью, все же вернется в шатер, Холли не смела снять с себя нелепое одеяние и спать раздетой, как ей очень хотелось. От лепестков фиалок у нее защекотало в носу. Девушка раздраженно отвернулась к факелу.
Похоже, сердце ее супруга принадлежит другой, так же как другой предназначались страстные поцелуи в парке. Неведомая доселе боль стиснула грудь Холли. Она не смогла определить причину ее. Ей просто было очень грустно и одиноко, так какая разница, что за причины заставляют ее страдать.
Холли беспокойно перевернулась на спину, вдруг почувствовав голод. Она подняла невидящий взор к потолку шатра, не замечая, что ее пальцы нервно терзают нежные цветки.
10
— Элспет!
Услышав этот пронзительный крик, Остин, очнувшись от беспокойного сна, вскочил на ноги. Пригнувшись, он выхватил из ножен меч, готовый защищать шатер от орды свирепых англичан или какого иного страшного врага.
— Элспет!
Рыцарь понял, что крик доносится из шатра, и с облегчением вложил в ножны меч. Это его жена изволила позвать свою служанку.
Кэри и священник появились из-под сени сосен, разбуженные громким криком: священник — сжимая распятие, готовый отразить нашествие сил тьмы, Кэри — пытаясь вставить стрелу в лук.
Остин первым делом направил лук в безопасную сторону, чтобы заспанный оруженосец никого не ранил.
— Спокойно, Кэри. Мы не подверглись нападению англичан.
Кэри, задыхаясь, провел рукой по взъерошенным волосам.
— Англичан? Я решил, на вас набросилась стая бешеных собак.
Священник, испуганно озираясь, поежился.
— Собак? Мне показалось, это были демоны.
— Элспет!
Невзирая на успокоительные заверения, все трое побелели, услышав прозвучавший с новой силой вопль.
Кэри, тихо охнув, отшатнулся, увидев, как из шатра высунулась всклокоченная голова жены Остина.
— Сэр, не потрудитесь ли вы позвать мою няньку? — мило проворковала она, невинно моргая Остину, словно только что не сократила его жизнь на десяток лет. — Мне нужна ее помощь, чтобы одеться.
— Почту за честь услужить вам, миледи, — процедил сквозь стиснутые зубы Остин.
На самом деле он призвал бы самого Вельзевула, лишь бы остановить эти адские крики.
Однако он был избавлен от этой необходимости, так как из-за деревьев появилась сгорбленная служанка, несшая под плащом, как предположил рыцарь, тюк с одеждой. Увидев Остина, стоящего на страже у входа в шатер с рукой на мече, нянька испуганно вскрикнула, едва не выронив свою ношу.
Тряся подбородком, служанка сделала неуклюжий реверанс.
— Я не очень побеспокою вас, сэр, можно пройти? Кажется, я слышала голос моей госпожи, звавшей меня…
Изящная тонкая рука, метнувшись из-за полога шатра, втащила служанку внутрь.
Кэри, раскрыв рот, смотрел на то место, где она только что стояла, и лишь потом заметил под ногами расстеленный плащ. Печально покачав головой, оруженосец пнул его босой ногой.
Изумление Кэри по поводу того, что его господин не разделил с женой приготовленное им с такой любовью брачное ложе, улучшило настроение Остина не больше, чем торжествующая ухмылка, появившаяся на худом лице священника.
Холли, мурлыча, словно довольная кошка, выгнула спину, растирая ладонями освобожденную от пут грудь. Утреннее солнце пробивалось сквозь ткань шатра, нежно лаская ее тело теплыми лучами.
