Джоан Смит - Босоногая баронесса
Договорились, что лорд Тальман заглянет к ним во второй половине дня.
– Простой уик-энд, ничего особенного, – добавил он, – обед, прием. У нас в Кастлфильде великолепные условия для верховой езды, и нет необходимости приводить своих лошадей, несколько скакунов стоят под дамским седлом.
Последнее предложение имело больше всего шансов выманить Оливию из Лондона. Она скучала по скачке сломя голову.
– Звучит заманчиво, – сказала Лаура.
Тальман, слегка склонив голову, добавил доверительным тоном:
– Пожалуйста, постарайтесь, если сможете, непременно уговорить баронессу. В Лондоне она так занята, что я редко могу побыть с ней рядом.
Открылась дверь, и показался лорд Хайятт.
– Портрет готов, – объявил он.
Тальман с Лаурой встали.
– Я показал мисс Харвуд ваши гравюры, Хайятт, – сказал Тальман.
– Вряд ли мисс Харвуд это интересно, не следовало утомлять даму столь нудной чепухой, – произнес Хайятт, но при этом нерешительно взглянул на Лауру, пытаясь понять, понравились ли ей работы.
– Они… замечательны, – сказала Лаура, подыскивая нужное слово: „прекрасны“ казалось ей неуместным, хотя Хайятт сумел извлечь призрачную красоту из своих моделей и окружающей их обстановки.
– Они так непохожи на ваши светские портреты! Я и не думала, что вы работаете в таком жанре. Особенно мне понравилась гравюра с угрюмым старым моряком.
Она открыла переплет, чтобы вновь взглянуть на верхнюю гравюру.
– Я поговорю с баронессой об уик-энде, – сказал Тальман и вышел.
– Как у вас возник интерес к этой работе, лорд Хайятт? – спросила Лаура.
– Это моя первая любовь, точнее сказать, единственная, – ответил он. – Я начинал с этого. Когда были закончены „Сцены из сельской жизни“, я приехал в Лондон и написал вот эту серию. Мама говорила мне, что я становлюсь странным, слоняясь по переулкам и трущобам города, мне следует больше общаться с людьми своего круга… Без кисти или карандаша в руке я несчастлив, и потому я начал рисовать то, что называю собственным образом человека, каким бы он ни был этот образ, иногда мне кажется, что у меня очень мало общего с людьми моего круга. Они не видят реальности, не видят того, что происходит в стране и обеспечивает им, нам, привилегированный образ жизни.
Лаура слушала и понимала, что у Хайятта такой глубокий внутренний мир, который даже представить себе трудно. Она считала его просто модным художником, но это оказалось поверхностным суждением. Он был более чем талантлив. Она прекрасно представляла теперь, что как только он начал вращаться в обществе, с ним сразу же стали носиться как со знаменитостью, тем более что его портреты приукрашивали дам. Две недели лести изменили поведение Оливии. Хайятт же противостоял лести годами и при этом не превратился, подобно Оливии, в невыносимое существо.
– Вот почему вы передаете плату за портреты на благотворительные нужды? – спросила Лаура.
– Принято считать, что дворянин не должен работать ради денег, это ниже его достоинства. Ожидается, что любой из нас, кто с признаком таланта, передаст свой заработок на благотворительность. Именно так поступает лорд Байрон. Нет, я вовсе не хочу сказать, что мое слабое мастерство можно сравнить с великолепием байроновских строф…
Лаура с любопытством взглянула на него.
– Вы слишком скромны, лорд Хайятт. Трудно сравнивать яблоки с апельсинами, но мне кажется, ваши работы будут цениться дольше, чем поэзия Байрона. Возможно, абсурдно ставить рядом его восточные стихотворения и ваши светские портреты, но у них есть нечто общее: и те, и другие нереальны. О, я совсем не хотела оскорбить вас! – добавила она, бросая быстрый взгляд, полный раскаяния.
– Напротив, я польщен, мисс Харвуд, Лаура, если мне можно так называть вас, – сказал Хайятт, следя, не станет ли она возражать.
Лаура кивнула в знак согласия.
– Лаура – очаровательное, нежное имя. Оно подходит вам. Мне именно так хотелось называть вас последние дни, чтобы приподнять мой упавший моральный дух.
– Это все из-за Ярроу и его компании.
Хайятт с сожалением покачал головой.
– Сказать по правде, из-за вашей баронессы. Она казалась таким неиспорченным существом, когда я начинал портрет! Потом, на моих глазах, она изменилась. Она больше не вписывается в окружающий ее лесной фон. А когда она в десятый раз стала пилить меня этим ужасным платьем, я едва удержался от желания водрузить мольберт на ее голову.
Лаура вспыхнула от стыда за поведение своей кузины.
– Она не привыкла к такому пристальному всеобщему вниманию. Оно вскружило ей голову. Последнее ее завоевание – лорд Тальман. Он пригласил нас в Кастлфильд на уик-энд.
– Я и не воображал, что он приходит ради удовольствия поглазеть на мою работу, я только не мог понять, баронесса или вы сами были притягивающей его силой, – сказал Хайятт, вопросительно улыбаясь.
– Я? – воскликнула Лаура и рассмеялась. – Конечно, нет!
– О вкусах не спорят, – ответил Хайятт с галантными поклоном, который предполагал, что баронесса не является его выбором. – Вы поедете в Кастлфильд?
– У меня есть слабая надежда, что лошади Кастлфильда окажутся для баронессы достаточно сильным соблазном. Боюсь, Оливия может предпочесть остаться в городе и носиться с мистером Ярроу. Они договорились о прогулке сегодня днем, что означает: мистер Медоуз и я должны будем тащиться позади, соблюдая приличия.
Хайятт и без того знал, что Лаура слишком часто бывает в компании Медоуза. Небрежное сочетание их имен в ее устах предполагало еще более возросшую близость между ними.
– Вы знакомы с ним достаточно долго, если не ошибаюсь?
– Его тетя живет в Уитчерче, он приезжает навестить ее уже несколько лет подряд.
Хайятт кивнул, ожидая продолжения, но Лаура ничего больше не сказала.
Увидев гравюры Хайятта, Лаура поняла, что упустила возможность остаться в веках, отказавшись ему позировать? Она теперь твердо знала, что его работы бессмертны. Как замечательно иметь портрет, написанный гением! Ей захотелось, чтобы Хайятт вернулся к обсуждению своего предложения. Она ощущала в Хайятте перемену. Он не флиртовал с ней с того самого дня, как она во второй раз отклонила его предложение ее нарисовать. Хайятт был слишком джентльмен, чтобы дуться по этому поводу, но она чувствовала холодность его манер. Но сама она была слишком застенчива, чтобы заговорить о своем портрете первой.
Некоторое время Лаура молча с тихой улыбкой смотрела на художника, затем произнесла:
– Ну как, можно взглянуть на портрет баронессы?
– Конечно. Стало моей привычкой открывать бутылку шампанского, чтобы выпить за успех произведения. Вы мне скажете, чего заслуживает мое новое творение, шампанского или эля.
