Маривонн Микель - Королева Алиенора, неверная жена
Людовик не решается сказать, до какой степени эта гонка в рождении наследников мужского пола у Плантагенетов его коробит и оскорбляет, тем более что Алиенора кажется довольной и торжествующей. Томас меняет тему, избрав новой темой суровый закон Церкви и безбрачие. Король чувствует его сдержанность в отношении Алиеноры. Он даже не произносит ее имени. В глазах церковнослужителей она остается неверной женой.
— Я желаю, чтобы подобное сближение наших народов обеспечило нашим детям прочный мир, — говорит Людовик.
Тихий скрип двери привлекает внимание Людовика, он оборачивается, в то время как Томас с одобрением кивает в ответ на его слова. В приоткрывшейся двери появляется силуэт молодой женщины с матовым цветом лица, волосами почти медного оттенка, с глазами глубокого черного цвета и с капризным лицом.
— Моя супруга, Констанция Кастильская. Ее отец, Альфонс Кастильский, был глубоко честным и верующим человеком, он был нашим союзником в тулузском конфликте.
Последние слова в устах короля звучали провокационно, потому что он был первым — в то время Алиенора была еще его женой, — кто потребовал наследство Тулузы. Это сближение Людовика с Альфонсом Кастильским, союзником графа Тулузского, было осуждением претензий Алиеноры на Тулузу. Он знал, что Генрих попытался сблизиться с Арагонским домом, чтобы вернуть Тулузу.
Людовик ведет себя очень предупредительно по отношению к Констанции, полной почтения и покорности.
— Мы все тут, при французском дворе, избрали Раймонда V Тулузского в качестве супруга нашей сестры, другой Констанции, — уточняет Людовик. — Она вышла за него замуж в 1154 году, вот не прошло и двух лет[71], как родила ему сына.
Речь идет о ее дочери, и Констанция не теряет бдительности. Малышка прижалась к подолу ее платья. Томас замечает столь желанного для Англии ребенка, двухлетнюю девочку, светлолицую, как ее отец, и черноглазую, как ее мать. По суровому взгляду Констанции Томас мог судить, насколько английский двор, для которого предназначалась эта девочка, неприятен ее родителям.
— Если мы доверим Маргариту английскому королевскому дому, то только при условии, что она останется в Нормандии и ее воспитание никогда не будет доверено королеве Алиеноре.
— Я понимаю ваши соображения, — говорит Томас, — и прослежу вместе с сенешалем Нормандии за тем, чтобы эта клауза была включена в контракт. Перед нами самая хорошенькая будущая королева Англии.
Людовик велел позвать своего стольника, чтобы тот разлил лучшее сен-пурсен и распорядился накрыть стол.
Глава 13
Триумф Алиеноры — рождение Ричарда
Алиенора решительно шла по коридорам замка, будучи уверенной в своем триумфе: родился третий сын — с гривой рыжих волос, как у отца, с сердитым взглядом, более крупный, чем все остальные ее дети. Своим криком он оглашал своды замка. Родители решили назвать мальчика Ричардом — так звали многих его нормандских предков. Он родился в Оксфордском замке, который в свое время без усилий взял Вильгельм Завоеватель и который во времена датского нашествия в 1075 году был местом убийств и невыносимых пыток. Старый донжон уцелел после всех нашествий, и Генрих решил на месте руин восстановить первый замок, церковь Святого Георгия и крепостную стену. Он распорядился обустроить для Алиеноры и себя просторную комнату наверху донжона, откуда открывался вид на окрестности, извилины Темзы и большой мост.
Алиеноре надо было всего лишь спуститься со своего ложа роженицы и сделать несколько шагов, чтобы увидеть знаменитые броды, по которым перегоняли быков, давшие имя Оксфорд этому городку. Впрочем, там же видны были и животные, готовые к вспашке целины и пахоте. На горизонте казались крошечными точками деревни — Сендфорд, Иффли. Некоторые поднимались по склонам холма Чилтерн[72], другие были разбросаны по берегам Темзы — Порт Медоу, Годстоу, Вудсток.
Генрих намеревался построить колледж, прилегающий к замку и церкви Святого Георгия, и Алиенора одобрила этот проект. Наконец-то она чувствовала себя настоящей королевой Англии. Она родила трех сыновей, и рана от смерти старшего сына постепенно и медленно зарубцовывалась.
Ее первые годы жизни в Англии не оставили приятных воспоминаний. В стране еще чувствовались лишения, принесенные войной между Стефаном де Блуа и Матильдой, а вездесущность Томаса Беккета, его постоянное присутствие рядом с Генрихом оскорбляли ее. Алиенора и вправду чувствовала себя покинутой Генрихом. Однако она понимала, что компетентный, проницательный и преданный канцлер необходим, чтобы помогать королю. Но она забыла об этом в своем стремлении к власти и завоеванию туманного Альбиона. Наступило время заставить баронов уважать себя, тех баронов, которые осудили ее брак с молодым Плантагенетом. Однако первая молодость уже позади, и, несмотря на ее прекрасное приданое, в отношениях супругов появилось некоторое отчуждение. Прошлое замужней женщины, обвиненной в супружеской неверности, продолжало ее преследовать. К счастью, она рожала мальчиков, и это ее радовало.
Подобно своему деду Гийому IX Аквитанскому, Алиенора любила свободу и любовь и, просыпаясь в объятиях Генриха, радостно смеялась от избытка переполнявшего ее счастья после ночи любви. Бродя по коридорам замка, она предавалась воспоминаниям о недавнем прошлом и их последних любовных играх. Когда она снова увидела Генриха после его внезапного отъезда из Бордо, сразу после Рождества, Алиенора была одержима одной мыслью: вернуть спокойствие мужу, вновь дать ему почувствовать удовольствие, которое они пережили вместе, которое придавало еще больше пыла их страсти.
Да, она любила Генриха, ее восхищал в нем воин, мужчина, способный царствовать над своими подданными и над ней, ей нравилась его способнось управлять своими чувствами. Она с завистью заговорила о восхитительном шатре, который Генрих собирался подарить Барбароссе, этому германцу, который ей не нравился.
— Под сводами шатра я снова вижу мужчину, которого я люблю и который держит меня рядом с собой.
Плантагенет знал, что она влюблена и способна быть агрессивной, если он не ответит на ее любовь. И он понял, что лучше примириться с Алиенорой, впрочем, несмотря на то что ему достаточно быстро надоедали женщины, в жене Генрих ценил королевские манеры. Ему нравились ее улыбка, голос, когда она была нежна, ее бурная страсть за пологом алькова. Нравилась ее плодовитость, которая ему льстила, потому что соответствовала его личным амбициям: иметь наследников мужского пола. Когда они встретились в промерзшей от зимы Нормандии и согревали друг друга у огня большого огромного камина, продолжив затем объятия в большой удобной кровати, он рассказывал ей о жестоких ледяных ночах, когда его воины должны были осаждать крепость. Но она сменила тему и отдалась ему, веря в будущее, которое, казалось, ей улыбалось.
