Барбара Картленд - Любовь и вечность
– Вы, возможно… считаете… дерзостью с моей стороны… наверное… я вмешиваюсь… не в свое дело… которое совсем меня не касается… Но я не могу избавиться от чувства… будто… должна существовать причина… почему именно мне приснился тот сон…
– Вы думаете, бедный маленький призрак из прошлого пытался что-то рассказать вам?
В голосе герцога при этих словах послышалось столько едкого сарказма, что Мирисса ясно поняла: он не допускает и мысли о чем-нибудь подобном.
– Не могли бы вы мне кое-что объяснить, – попросила девушка. – Рассказывал ли кто-нибудь, что произошло, когда герцог понял, что его невеста покончила с собой?
– Есть самые разные версии событий, произошедших тогда, – ответил герцог. – По одной – он был настолько потрясен случившимся, что почти полностью обезумел от горя и никогда больше сюда не возвращался. По другой – чувствуя, что не в силах продолжать жить без женщины, которую полюбил, он сам покончил с собой.
Воцарилась тишина. Нирисса молча обдумывала его слова. Потом медленно и тихо заговорила;
– А вы не думаете, что, возможно, герцогиня пожалела о проклятии, которое навлек ее поступок на всю семью, ведь оно не было справедливым, раз герцог искренне любил ее? Разве не могла она попытаться загладить свою вину, сообщив кому-то, как найти ее венок?
Она словно размышляла вслух, но он торопливо перебил ее;
– В таком случае получается, что она пришла к вам, Мирисса, а не ко мне. Таким образом, совершенно очевидно, что единственным человеком, способным снять проклятие, если все обстоит именно так, а не иначе, являетесь вы!
Нирисса вздохнула.
– Меня пугает подобная мысль. А если я… окажусь не в состоянии… найти венок?!
Голос ее звучал так встревоженно, что герцог заговорил совершенно иным тоном:
– Думаю, вам следует отнестись ко всему этому разумно. Не могу поверить, будто за все прошедшие годы венок не обратился в пыль, если он был сделан из живых цветов. Возможно, он был украден или даже неосторожно выброшен. Мало ли что могло произойти с ним за это время.
Мирисса не отвечала, и, выждав паузу, он сказал:
– Забудьте о призраках и обо всех этих ужасных вещах, которые, я уверен, существуют лишь в воображении тех, кому не о чем больше думать! Возвращайтесь к гостям – они готовятся разгадывать шарады, которые развлекут тех, кто принимает в них участие, а еще больше зрителей.
– Вам следует вернуться, ваше сиятельство, – ответила Нирисса, – но я хотела бы, с вашего разрешения, заглянуть в парадные спальни, расположенные, как я поняла, на этом этаже.
– Если вы хотите именно этого, тогда я пойду вместе с вами, – сказал герцог.
Они прошли до конца картинной галереи и вышли в коридор. Герцог открыл одну из высоких дверей, произнеся при этом:
– Эта комната называется Королевской опочивальней, потому что Карл II спал здесь. И думаю, хотя и полностью не уверен в этом, что она сохранилась такой, какой была в те дни.
Комната, несомненно, производила внушительное впечатление. Искусно разрисованные потолки, кровать, задрапированная шелковыми занавесами, мебель, которую Нирисса могла ожидать найти в Лине.
На стене висело два портрета, но ни на одном из них не было изображено лицо, которое она хотела увидеть.
Герцог с недоверчивой, чуть циничной улыбкой, словно сама мысль отыскать и обнаружить нечто в его доме казалась ему слишком абсурдной, открыл дверь в смежную комнату, примыкавшую к той, через которую они вошли.
– Это – Опочивальня герцогини, – произнес он, – ею пользовались все герцогини Линчестер. Однако я должен предупредить вас, что она претерпела значительные изменения, так как переделывалась сначала моей бабушкой, затем моей матерью, и я совершенно уверен – ничто из первоначальной обстановки здесь не сохранилось.
В самом деле, никогда раньше не видела Нирисса такой красивой комнаты. Парча, обтягивающая стены, повторяла синеву неба за спиной богини Афродиты, изображенной на расписном потолке в окружении купидонов и голубей.
Купидоны расположились и на синем куполообразном балдахине. Подсвечники на стенах также изображали купидонов со свечами в руках.
В голове Нириссы пронеслась мысль о том, что эта комната была создана для любви.
Немного смутившись обороту своих мыслей, девушка взглянула на герцога и, поняв, что ее спутник наблюдает за ней, почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.
– Я не сомневался, что вы сочтете эту комнату очень красивой. – заметил он. – Ею никто не будет пользоваться, пока я не приведу в дом невесту.
» Дельфину «, – подумала Нирисса, но, само собой разумеется, вслух ничего не сказала.
Девушка только почувствовала странное желание защитить герцога, как будто она боялась, что Дельфина может причинить ему боль, а ей самой хотелось бы спасти его от любого несчастья.
Внезапно, словно герцог не желал больше ни слова говорить о своем будущем браке, он резко открыл другую дверь, ведущую в малую гостиную, соединенную со спальней герцогини.
И здесь все напоминало о любви: пары влюбленных, расположившиеся в саду на картинах Фрагонара, парящие над их головами купидоны, купидоны, созданные Буше.
И в этой комнате преобладал цвет голубых глаз Дельфины с добавлением легких штрихов розового, дающих ощущение солнечных бликов.
Нирисса окинула взглядом комнату, инкрустированную французскую мебель, позолоченные стулья эпохи Людовика XIV, и полированный комод с огромными ручками из золоченой бронзы.
И снова герцог заметил все тем же немного ироничным тоном;
– Мне кажется, вам не удастся ничего отыскать.
Нириссе показалось, будто он даже доволен возможностью доказать тщетность ее попыток и одновременно еще раз подтвердить правоту его утверждения о том, что нельзя отыскать материальных или логических объяснений всем этим историям о призраке несчастной герцогини, независимо от того, что было причиной их появления.
– Б доме есть еще несколько парадных спален, которые можно осмотреть, – сказал он, – но я предлагаю оставить это до завтра, правда, надеюсь, к тому времени призрак нашей семьи прекратит волновать ваше воображение, Нирисса.
Опять герцог обращался к ней по имени, и хотя девушке это казалось несколько странным, тем не менее ее имя как-то очень привычно и естественно слетало с его губ.
– Призрак совсем не волнует мое воображение, – заметила она в ответ, – но меня не покидает чувство, словно вы сами пытаетесь бороться с ним и вам небезразлично его существование.
– Что заставляет вас думать подобным образом? – резко спросил герцог.
– Возможно, потому что вы в отличие от большинства мужчин более восприимчивы и чутки ко всему этому… – начала было объяснять она, но герцог раздраженно перебил ее.
