Джейн Остин - Леди Сьюзан (сборник)

«Сэра Эдварда очень рассердил Ваш неожиданный отъезд; он забрал Августу назад в Бедфордшир. Как бы я ни хотела вновь наслаждаться Вашим очаровательным обществом, я не могу решиться на то, чтобы вырвать Вас из дома столь дорогих и достойных друзей… Когда Ваш визит к ним будет завершен, я верю, что Вы вернетесь в объятия Вашей

Филиппы».

Мы отправили подходящий ответ на столь нежную записку и, поблагодарив тетушку за любезное приглашение, уверили ее в том, что непременно воспользуемся им, если нам будет некуда идти.

Хотя для любого разумного существа ничто не могло быть более удовлетворительным, нежели столь благодарный ответ на ее приглашение, и хоть я не понимаю, как же так случилось, – тетушка оказалась столь своенравна, что ответ вызвал ее неудовольствие, и несколько недель спустя (дабы отомстить нам за наше поведение или же облегчить свое собственное уединение) она вышла замуж за молодого и неграмотного охотника за приданым. Этот опрометчивый поступок (хотя мы осознавали, что он, вероятно, лишит нас состояния, на которое Филиппа внушила нам надежду) не мог исторгнуть из наших возвышенных душ ни единого вздоха на собственный счет; однако опасаясь, как бы он не оказался источником бесконечного горя для обманутой новобрачной, наша трепещущая чувствительность сильно взволновалась, когда нам впервые сообщили об этом событии. Ласковые уговоры Августа и Софии всегда считать их жилище нашим домом быстро укрепили нас в решении никогда более не покидать их. В обществе моего Эдварда и этой милой пары я провела счастливейшие мгновения своей жизни; время мы убивали восхитительнейшим образом – в уверениях в дружбе и клятвах в вечной любви, которые не могли прервать незваные и неприятные визитеры, поскольку Август и София, еще во время первого своего появления в округе, должным образом позаботились сообщить живущим по соседству семействам, что, поскольку их счастье полностью сосредоточено в них самих, иного общества им не требуется. Но увы! Моя дорогая Марианна, счастье, коим я тогда наслаждалась, было слишком идеальным, чтобы длиться долго. Чрезвычайно жестокий и неожиданный удар мгновенно разрушил сладость нашей жизни. Поскольку из того, что я тебе поведала об Августе и Софии, ты, должно быть, уже убедилась, что более счастливой супружеской пары не бывало, мне нет нужды, полагаю, сообщать тебе, что их союз не совпадал с намерениями их жестоких и корыстных родителей – те напрасно, хоть и с упрямой настойчивостью, пытались вынудить их заключить брак с людьми, к коим они всегда испытывали отвращение; но с героическим мужеством, достойным восхваления и восхищения, оба постоянно отказывались подчиниться столь деспотичной власти.

После того как Август и София столь благородно выпутались из оков родительского авторитета, заключив тайный брак, они преисполнились решимости не утратить доброй репутации, приобретенной ими в свете вследствие подобного героизма, и не принимать никаких предложений о примирении, буде такие поступят к ним от отцов. Однако подобного испытания их благородной независимости им так и не довелось пережить.

Август и София были женаты лишь несколько месяцев, когда мы нанесли им визит, и все это время их прекрасно поддерживала сумма денег, которую Август изящно похитил из секретера своего недостойного отца за несколько дней до того, как соединиться с Софией.

После нашего приезда их расходы значительно возросли, хотя средства к покрытию их практически исчерпались. Но о возвышенные создания! Они с презрением отказывались хоть на мгновение задуматься о своей материальной нужде и залились бы румянцем стыда при одной только мысли о возвращении долгов!.. Увы! И какова же была награда за такое бескорыстное поведение? Прекрасного Августа арестовали, и это всех нас погубило. Столь вероломное предательство безжалостных виновников сего деяния потрясет твою тонкую натуру, дорогая Марианна, не менее, чем оно потрясло тогда нежную чувствительность Эдварда, Софии, твоей Лауры и самого Августа. В довершение такой неслыханной бесчеловечности нам сообщили, что вскоре состоится и приведение приговора в исполнение[11]. Ах! Что еще нам оставалось?! Мы вздохнули и упали в обморок на софу. Adieu.

Лаура.

Когда мы несколько пришли в себя после бурных излияний нашего горя, Эдвард пожелал, дабы мы обсудили, какой благоразумный шаг следует сделать в нашем печальном положении, а он пока наведается к своему томящемуся в заключении другу, дабы оплакать его невзгоды. Мы пообещали так и поступить, и он отправился в путешествие в город. В отсутствие Эдварда мы в точности следовали его желанию и после самого тщательного обдумывания наконец согласились, что лучшее, что мы можем сделать, это покинуть дом, который в любую минуту у нас могли отобрать представители юстиции. Таким образом, мы с величайшим нетерпением ожидали возвращения Эдварда, дабы поделиться с ним результатом наших раздумий. Но Эдвард все не появлялся. Напрасно считали мы утомительные минуты его отсутствия… напрасно плакали… даже вздыхали напрасно – Эдвард не возвращался. Это был слишком жестокий, слишком неожиданный удар по нашей тонкой чувствительности – мы не могли его выдержать; мы могли лишь упасть в обморок. Наконец, собрав всю решительность, обладательницей коей я была, я встала и, упаковав все самое необходимое для Софии и себя самой, потащила ее к экипажу, который я заказала, и мы тут же отправились в Лондон. Поскольку от обиталища Августа до города было лишь двенадцать миль, прошло не много времени, прежде чем мы добрались туда, и не успели мы въехать в Холборн[12], как, опустив окно, я стала вопрошать каждого приличного человека, встречавшегося нам на пути: «Не видели ли вы моего Эдварда?»

Но поскольку ехали мы слишком быстро, чтобы позволить им ответить на мои непрекращающиеся расспросы, я получила мало, а точнее говоря, вовсе не получила никакой информации на его счет.

– Куда мне править? – спросил форейтор.

– В Ньюгейт[13], нежный юноша, – ответила я, – повидаться с Августом.

– О нет, нет! – воскликнула София. – Я не могу ехать в Ньюгейт; я не выдержу вида моего Августа в столь жестоком заключении – мои чувства и так потрясены одним только изложением его несчастий; узреть его окажется чересчур для моей чувствительности.

Поскольку я была совершенно с ней согласна, форейтору приказали немедля возвращаться в деревню. Возможно, тебя несколько удивляет, моя дорогая Марианна, что в подобных невзгодах, которые я тогда переживала, лишенная всякой поддержки и не обеспеченная никаким обиталищем, я ни единого раза не вспомнила о своих отце и матери или о родительском коттедже в долине Уска. Дабы объяснить эту мнимую забывчивость, должна сообщить тебе незначительное обстоятельство, о котором я доселе не упоминала. Обстоятельство, о котором я говорю, – это смерть обоих моих родителей через несколько недель после моего отъезда. После их кончины я стала законной наследницей их дома и состояния. Но увы! Дом никогда не являлся их собственностью, а состояние оказалось лишь ежегодной рентой, не передаваемой по наследству. Вот какова порочность мира! К твоей матери я бы вернулась с удовольствием, была бы счастлива представить ей мою очаровательную Софию и охотно провела бы остаток своей жизни в их дорогом для меня обществе в долине Уска, не вмешайся в исполнение такого чудесного плана одно препятствие, а именно брак и отъезд твоей матери в отдаленную часть Ирландии. Adieu.