Барбара Картленд - Честь и бесчестье
Помолчав немного, Шимона добавила:
— Впрочем, если для вас это важно… я могу обещать… не поступать на сцену.
— А тогда что же вы намерены делать? Куда идти?
— Я собираюсь… за границу.
— За границу? — как эхо повторил герцог. — Будете жить там? Неужели вы считаете, что это разумный шаг? Ведь в любой момент между Францией и Англией может снова вспыхнуть война.
— Италию она вряд ли заденет, — не успев подумать, отозвалась Шимона.
— Значит, вы намерены отправиться в Италию!
Шимона поняла, что выдала себя, и на этот раз решила промолчать.
— Мне кажется, что если вы в этом году поедете в Италию, то не сможете потом вернуться.
Он подошел к ней ближе.
— С кем вы едете? С мужчиной, который увозит вас из родной страны, от всего вам дорогого и близкого? Вы собираетесь выйти за него замуж?
Шимона глубоко вздохнула.
— Я не могу ответить на эти вопросы, ваше сиятельство. По-моему, будет разумнее, если я сейчас же отправлюсь спать.
— Возможно, это и в самом деле разумно, — возразил герцог, — но я не намерен отпускать вас, пока не получу правдивые ответы на свои вопросы.
— Мне очень жаль огорчать вас, но…
— Я ведь просил вас доверять мне.
— Мне бы тоже этого хотелось… но я не могу этого сделать… Клянусь вам, я действительно не могу, иначе… я бы так не поступила.
В ее тоне слышалась отчаянная мольба. Герцог взял Шимону за подбородок и повернул к себе ее лицо.
— Как вы можете лгать, — спросил он, с трудом сдерживая гнев, — имея такой ангельский вид?
— Я… не лгу вам…
Шимона выговорила эти слова с трудом — прикосновение пальцев герцога наполняло ее каким-то странным, дотоле неведомым ощущением.
Он, не отпуская ее лица, чуть придвинулся к ней и внимательно посмотрел в глаза.
— Вы так прекрасны! — произнес герцог. — Так удивительно, неповторимо прекрасны!..
От звука его голоса у Шимоны перехватило дыхание. В горле как будто застрял комок, мешавший ей говорить. Словно желая оградить себя от чего-то, Шимона беспомощным жестом вытянула вперед руки.
— Пожалуйста, прошу вас… — умоляла она. — Вы меня пугаете…
Герцог отпустил ее подбородок.
— Я вовсе не хотел напугать вас. Просто вы сводите меня с ума!
Огонь, вспыхнувший в его глазах, заставил Шимону затрепетать всем телом. С трудом овладев собой, она, запинаясь, сказала:
— Вы… вы скоро забудете меня… Позвольте, ваше сиятельство… поблагодарить вас… за вашу доброту…
— И это все? — воскликнул герцог. — Ну что еще я могу сказать? Как мне убедить вас, чтобы вы не уходили?
— Я должна идти, — твердо сказала Шимона. — Нам больше… нечего сказать друг другу… Не делайте наше расставание… еще тяжелее…
— Но почему, почему? — воскликнул герцог. — Почему вы не можете рассказать мне правду о себе? Что за тайну скрываете?
Шимона отвернулась от него и взяла с дивана конверт.
— Спокойной ночи, ваше сиятельство…
— Если вы действительно намерены никогда больше со мной не встречаться, — сказал герцог, — и твердо решили уехать за границу, где я не смогу вас найти, позвольте мне хотя бы поцеловать вас на прощание!
Шимона ничего не ответила, а герцог добавил с горькой улыбкой:
— По-моему, я не многого прошу. И уверяю вас, я впервые в жизни обращаюсь к женщине с подобной просьбой!
Взглянув на встревоженное личико Шимоны, он проникновенно произнес:
— Наверное, вас еще не целовал ни один мужчина, и я готов отдать свою бессмертную душу за право быть первым!
«Я не должна его слушать, — как заклинание твердила про себя Шимона. — Надо немедленно бежать отсюда!»
Она попыталась думать об отце, но почему-то в ушах звучал лишь умоляющий голос герцога, а из всех ощущений осталось только то странное чувство, которое овладевало девушкой в его присутствии.
Она взглянула на герцога и поняла всю тщетность своего сопротивления.
Его глаза притягивали Шимону с неодолимой силой. Казалось, их связывает что-то неведомое, чему она не могла подобрать названия, но это, несомненно, было чудом, которого она никогда раньше не испытывала.
Герцог приблизился и очень нежно, как будто боясь снова напугать Шимону, обнял и привлек ее к себе.
Внутренний голос подсказывал девушке, что она не должна подчиняться ему, но не могла этого сделать.
В том, что сейчас происходило между нею и герцогом, была некая неизбежность, как будто само небо руководило ими обоими.
— Как вы прекрасны! — пробормотал герцог, и в следующую минуту его губы прикоснулись к губам Шимоны.
Поцелуй был сладостным и нежным. Шимона не только не испугалась, но, напротив, почувствовала себя в объятиях герцога уютно и спокойно.
Но вот его губы стали настойчивее. В это мгновение Шимона ощутила, как ее переполняет ощущение чистого восторга и радости почти неземной, о которой она когда-то читала в романах, но никогда не думала, что испытает подобное сама.
Казалось, гостиная куда-то исчезла. Не было больше ни теплоты ровно горящего огня в камине, ни слабого аромата цветов, ни света свечей в канделябрах.
Вместо всего этого возникло небо, усыпанное мириадами звезд, а под ним — лишь они двое, мужчина и женщина, которые нашли друг друга в необъятной вселенной, преодолевая пространство и время.
Герцог теснее прижал Шимону к себе. Его губы стали более властными и настойчивыми, но в то же время в его поцелуе была невыразимая нежность, полностью вытеснившая страх из его души.
Сколько длился этот сладостный поцелуй, Шимона не знала — она потеряла ощущение времени.
Опомнилась она, только когда герцог оторвался от ее губ и поднял голову. Она же осталась пребывать в каком-то волшебном оцепенении, как будто еще не вернулась с небес на землю.
На минуту глаза Шимоны встретились с глазами герцога.
Но уже в следующее мгновение она круто повернулась и, проговорив что-то бессвязное, ринулась вон из комнаты, оставив герцога в одиночестве. Он отрешенно смотрел на дверь, которая закрылась за ней.
Шимоне пришлось изрядно подождать на крыльце, пока на ее неоднократный настойчивый стук наконец не откликнулась Нэнни и не открыла дверь.
— Моя дорогуша! — воскликнула старая кухарка, когда увидела, кто стоит на пороге. — Вот уж не думала, что это вы! Однако ранехонько вы вернулись — еще ведь нет шести часов.
— Да, я знаю, — машинально проговорила Шимона.
Она вошла в дом. Следом за ней кебмен, доставивший ее с Беркли-сквер, внес вещи Шимоны — небольшой сундучок.
Она расплатилась. Когда кебмен ушел, Нэнни спросила:
