Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла
Конечно, путь ей предстоял неблизкий и тяжелый — монастырь изначально строился в стороне от северного тракта и поморских деревень, но трудности Анну не пугали, а спутник, даже самый родной и ненавязчивый, стал бы ей просто в тягость. Уже не впервые Анна ловила себя на мысли о том, что хотела бы на время остаться одна. Напряжение, в. котором она пребывала все эти дни после возвращения в Петербург, начинало сказываться. Анна чувствовала утомление и чрезмерное волнение от повторяющихся при встречах с прежними знакомыми вопросов: она устала от объяснений и секретов, которые не могла пока доверить никому, кроме Лизы, но и ее следовало больше оберегать, и поэтому основной груз невысказанного ложился всей тяжестью на плечи Анны. И даже то отдохновение, что приносило ей общение с детьми, не спасало, как прежде, — Анна недомогала от желания забыться, но тревога, поселившаяся в ней вместе с неразгаданной пока тайной «барона Корфа», не оставляла ее. И даже Варвара как-то потихоньку нашептала Анне, что уж и Катенька жаловалась перед сном иконке по секрету на мамочку, которая стала какая-то грустная и заколдованная: смотрит, словно на тебя, а сама — далеко-далеко.
Анна понимала — ей следовало поскорее разрешить загадку «барона», иначе та могла стать навязчивой идеей, бесконечным сюжетом, способным разрушить ее жизнь. И поэтому она, не терпя возражений, быстро собралась, отрешившись ото всех уговоров, поблагодарив сердечно старую няньку с Татьяной за собранный в дорогу туесок, Репниных — за заботу о детях, и, расцеловав на прощание Ванечку с Катенькой да Лизу, выехала поутру из Петербурга аккурат третьего дня после памятного договора в Двугорском.
Анна торопилась и спрашивала себя — не бежит ли она? И боялась ответить себе, потому как испытывала муку накопившихся в ее душе слез по отцу, по Владимиру, по утраченному покою, выплакать которые ей было и некогда, и некстати. Анна даже о Лизе не успевала погоревать — слишком наивными оказались мечты Викентия Арсеньевича об освобождении ее от доспехов воительницы. И в который раз пришла Анне в голову мысль о чьем-то недобром глазе и темной душе, что насылала на нее дурные ветра и проклятья….
До Северной возвышенности доехали чуть более за день, заночевав на последней почтовой станции. Анна, утомленная дорогой, равнодушно пропустила извинения смотрителя, что комнаты у них тесные и убогие, и закрыла глаза, едва только коснувшись головою подушки, слабо пахнувшей слежалым пером и угольным утюгом. Маленькое окошко с застиранной занавесочкой почти не пропускало света, а тишина, нарушаемая разве что скрипом половиц в горнице за стенкой, располагали к здоровому отдыху. И Анна впервые за много дней заснула — не провалилась в глубокую пропасть, откуда приходили к ней тревожные образы и предощущения, а погрузилась в негу разноцветных и счастливых сновидений.
Ей привиделся высокий с пологим, зеленым склоном берег над простиравшейся на многие версты вперед солнечной рекой, спадающей к холодному, но далекому океану. Воздух вокруг был прозрачен и чист, он как будто струился, окружая своим течением Анну и стоявших рядом Ванечку и Катеньку, над которыми хороводом летали птахи и бабочки. А на другом берегу — Анна видела это ясно, как будто и не через реку совсем, — прогуливались вместе князь Долгорукий и барон Корф. Старые друзья о чем-то увлеченно разговаривали, и беседа их, судя по всему, была приятной и занимательной. Одеты они были по-парадному: в мундирах еще со времен Отечественной войны, с орденами и при оружии. Анна пыталась привлечь их внимание, но ни отец, ни опекун не замечали и не слышали ее. И когда Анна принялась было рассказывать детям об их дедушках, — в кои-то веки еще случится такое: оба — живые и здоровые стоят совсем рядом, только рукой дотянись! — она вдруг увидела плывущую по середине реки лодку. Странную такую, похожую на венецианскую гондолу, а сидел в ней какой-то человек в костюме, тоже незнакомом Анне, но похожим на охотничий. И, едва только Анна протянула руку, указывая детям на другой берег, как человек тот оглянулся, и Анна обомлела — это был Владимир. Но кто же тогда стоял рядом с нею и обнимал ее за плечи? Анна взглянула направо и узнала князя Репнина. Михаил был спокоен и приветлив, но как же это… — растерялась Анна и оглянулась: Лиза стояла поодаль, собирая цветы на краю склона, и, заметив, как Анна потянулась к ней, посмотрела на нее открыто и кивнула — без обиды или огорчения. Лиза выглядела счастливой и улыбалась… Все это было так странно, но тревоги Анна не ощутила, как будто все здесь жили в согласии. И потом еще к ней подбежали двойняшки — Константин и Александр — и стали звать мамою, а Лиза все махала им букетом от реки и довольно кивала головою. А потом откуда-то появилось кольцо, похожее на обручальное, но размером с колесо от кареты. И катилось оно вдоль склона, с каждым оборотом все более превращаясь в яркий, золотой круг.
«Солнце», — догадалась Анна и проснулась. День и вправду уже занялся, и она решила, что пора продолжать путь. Однако, когда едва из вежливости пригубив заботливо поданный ей женой станционного смотрителя чай с вареньем из прошлогодней черники, Анна собралась было подняться из-за стола, смотритель попросил ее не торопиться.
— Здесь вам, сударыня, с каретой ехать не резон, — сказал он. — Дальше тракт поворачивает, а дорога до обители — только для богомольцев, через лес, неезженая. Не пройдете вы в своих сапожках, разве только кучер вас на руках понесет.
— Что же мне делать? — смутилась Анна: она как-то не подумала, что есть еще в России места, которых не коснулась цивилизация.
— Вот и я хотел вам еще с вечера сказать, да вы больно устали, — кивнул смотритель, — я сейчас сына с вами отряжу, он дорогу покажет. Доедете до артели, что лес валит в верстах двадцати отсюда, а там со старостой договоритесь. Они вас по реке до самого монастыря доставят, и уж после монахи на другой берег переправят.
— А почему сразу нельзя до места доплыть? — удивилась Анна.
— Не положено, — покачал головой смотритель. — Переправу мужской монастырь держит, это у них вроде чина послушания. А женская обитель на другой стороне. Строго у них все, здесь у нас оба монастыря крепостями называют. Да вы и сами увидите — стены высокие, толстые, что в Кремле, башни сторожевые с колокольнями, точно замки сказочные — и красота невыразимая, и подступиться запросто боязно, такая в них вышина и величие!..
Смотритель не обманул, и, когда маковки куполов мужского монастыря первыми показались из-за поворота излучины реки, Анна выдохнула — действительно красота! А артельщики, на мгновение весла побросав, перекрестились наскоро и к берегу погребли. Мужики они были спокойные, затаенные. Староста сказал — все вольные, сам ездил за Урал сплавщиков нанимал. Эту вырубку управляющий князя Лобанова держал, а лес в Европу шел по морю: в порту его уже пилили и на кораблях доставляли. Староста был словоохочивый и, по всему видно, образованный, а потому с радостью с дамой поговорил — и сам душу отвел, и ее просветил.
До артели Анну на подводе довез старший сын смотрителя, мальчонка лет двенадцати, а Василий, кучер Репниных, остался на станции. Он, конечно, переживал, что барыня велела ему ждать и все просился в провожатые, но Анна отказалась: места здесь хотя и дикие, но безопасные. И потом, если что, так ее артельщики защитят, мужики все они были здоровые и по обличью суровые. Так что, если и было от чего взволноваться, так только от благолепия храмов и красоты природы.
Игуменья встретила Анну с любезностью и свидание с сестрой Феодосией, такое имя приняла в монастыре Сычиха, разрешила. Одна из сестер провела Анну в комнату для посещений, и вскоре туда явилась и Сычиха. Она вошла, не поднимая глаз, и, присев к столу, стоявшему посреди комнаты, за которым с противоположной стороны уже сидела Анна, промолвила тихим, бесцветным голосом:
— Кто здесь просит меня о помощи?
— Екатерина Сергеевна! — воскликнула Анна и вздрогнула, невольно пугаясь гулкого эха своих слишком эмоционально сказанных слов. — Посмотрите на меня, разве вы не узнаете, это я — Анна, Анастасия Долгорукая, жена вашего племянника Владимира Корфа.
— Настенька? — удивилась Сычиха и, взглянув на Анну, перекрестилась. — Господи Боже! Ты услышал мои молитвы! Вы живы, дети мои? Как давно вы вернулись? И что привело вас сюда?
— Я приехала одна, — сказала Анна. — Муж мой погиб на службе, а причины, побудившие меня искать вас, вам, Екатерина Сергеевна, должны быть и без меня хорошо известны.
— Я не понимаю тебя, — покачала головой Сычиха, едва заметно вздыхая и снова осеняя себя крестным знамением. — Я уже давно отошла от мира светского и живу теперь душевными заботами о Господе нашем.
— Разумеется, — не очень вежливо парировала Анна, — вы можете себе это позволить, после того, как поручили все состояние семьи Корфов какому-то самозванцу…
