Селеста Брэдли - Соблазнительная обманщица
Мэдлин задумчиво нахмурилась:
— Мне понятно насчет продолжительности жизни и рождаемости, но как могут быть связаны все остальные вещи?
— Никак, — проворчал Эйдан. — Колин просто порет чушь.
Мэдлин укоризненно шлепнула его по руке:
— Шшш! Мне интересно.
Эйдан улыбнулся, радуясь тому, что она снова стала чувствовать себя рядом с ним непринужденно. Даже несмотря на занудные рассуждения Колина насчет количества потребляемого джина и моральной деградации общества — или какой-то чепухи в том же роде, — сидеть рядом с ней было так приятно. Это было… правильно.
«Как будто мы женаты. Пригласили в гости слегка свихнувшегося соседа и под рюмку вина слушаем его разглагольствования».
«Ты так ничего еще не предпринял, и прекрасно это знаешь. Ты был у епископа, чтобы получить специальное разрешение на брак без обязательного оглашения? Нет. Ты хотя бы начал искать более подходящее жилище или экипаж, чтобы перевезти их в поместье? Нет. А как насчет предложения, которое давно пора было бы сделать?»
Эйдан закинул руку на спинку дивана, не прикасаясь к Мэдлин. Она рассеянно улыбнулась ему и снова повернулась к Колину. Тот перевел взгляд на Мелоди, которая теперь принялась тыкать карандашом в свой рисунок: карандаш превратился в меч и должен был на листе бумаги продолжить кровопролитие.
Идиллическая семейная сцена.
В дверь постучали. Он улыбнулся, встал и пошел открывать.
Ко всеобщей радости, принесли тосты, бисквит и молоко.
За стенами клуба улица почти опустела: там можно было увидеть только почтальона и нескольких слуг. Утренняя доставка товаров давно закончилась, а так как ни один уважающий себя аристократ во время светского сезона из дома раньше полудня не вышел бы ни в коем случае, то ничего интересного не происходило.
Критчли наблюдал за клубом «Браунс» из полутемной дверной ниши дома, расположенного на противоположной стороне. Он часами взирал на нелепый мавзолей, полный полудохлых мумий, плохо соображающих. Какие-то поленья, приготовленные для растопки. Старые пни.
Эта кислая шутка заставила его хрюкнуть. Клубу не помешал бы хороший пожар, это точно. Небольшая беготня немного расшевелила бы этих унылых стариканов. Он громко зевнул и заморгал, отгоняя туман перед глазами, вызванный недостатком сна из-за всяческих излишеств. Он стоит тут уже несколько часов! Достав часы, он проверил время. Иногда оно тянется чрезмерно долго.
Мэдлин ни разу не выходила с тех пор, как зашла сюда. И он готов был биться об заклад, что и сейчас она не станет этого делать. Но он уже один раз ее нашел. Даже два, если быть точным. И если она куда-то уедет, он снова последует за ней.
Хотя… ему оказалось непросто извлечь из своей затуманенной памяти сведения, которые помогли установить личность «милорда» — Бланкеншипа. Ну какой из него граф, если он ездит в наемной карете?
Сначала он проверил его городской особняк, но там сейчас обитала куча отвратительного молодняка. Критчли был почти уверен в том, что у Бланкеншипа своих детей нет. Скорее всего дом заполонила родня, приехавшая на сезон.
Так куда же отправляются аристократические холостяки, когда деревенские недотепы-родственнички заявляются, чтобы очистить их кладовки? Да в свой клуб, конечно же! Куда же еще!
Да, он проявил недюжинную сообразительность. Его следует вознаградить, вот что. Критчли еще раз зевнул. Для начала неплохо бы подремать.
Отвалившись от стены, он с облегчением побрел от клуба «Браунс». Ритмично покачивая брюхом, двинулся по Сент-Джеймс-стрит, и его аляповатый жилет заблестел под лучами дневного солнца, словно выброшенная жестянка.
Лорд Олдрич фон Китт крепче прижал подзорную трубу к глазу и придвинулся к окну. Толстяк, наблюдавший за клубом, собрался уходить. Ему чем-то даже нравился этот нелепый тип — вернее, любопытно было за ним наблюдать. Разжиревший боров, да еще в ярком жилете — за таким уследить нет ничего проще. Если он уйдет, то на улице несколько часов не будет ничего интересного.
В ожидании смерти время для Олдрича двигалось чертовски медленно. Он так долго был старым, что потерял счет годам. Он потерял старшего брата и шанс что-нибудь от него унаследовать. Он потерял жену и единственную женщину, которую любил и которая, увы, не стала его супругой.
Воистину неисповедимы судьбы аристократов. Денег у него, в сущности, никогда не было, разве что небольшое содержание от семьи. Отец любимой девушки не хотел выдавать дочь за бедняка и указал ему на дверь, Олдрич женился на женщине, которая была ему не противна, но детей у них не было. Когда его жена умерла, он продал дом, в котором они жили, и переехал в клуб «Браунс», поскольку и сам планировал вскорости покинуть этот мир.
Это было почти двадцать лет назад.
И если бы не подзорная труба, эти годы ползли бы еще медленнее. К счастью, в нее он видел гораздо лучше, чем через свои старенькие очки.
Из его комнаты на верхнем этаже открывался великолепный вид.
Олдрич с сожалением смотрел, как толстяк неспешно бредет прочь. Этот тип напротив дома ничем, в сущности, себя не проявлял, но само его присутствие на этом месте, то, как он наблюдал за клубом с мерзкой усмешкой на лице, обещали в дальнейшем нечто интересное. Этот мужчина определенно имел зуб на кого-то в клубе. И Олдрич догадывался, кто это может оказаться. Скорее всего эти два юных щенка, Бланкеншип, и сэр Колин.
Минуточку..! На улице появился еще один человек. Олдрич поспешно прижал подзорную трубу к своему здоровому глазу — или к тому, который видел чуть лучше второго, — и посмотрел вниз, на высокого худого мужчину, который вышел из темной дверной ниши сразу же после того, как толстяк прошел мимо нее. Он бросил всего один внимательный взгляд на клуб «Браунс», а потом последовал за ни о чем не подозревающим боровом, следя за тем, чтобы держаться от него на небольшом расстоянии, не выпуская из виду.
Олдрич наблюдал за обоими, пока они не свернули за угол, исчезнув из его поля зрения. После этого он выпрямил свою ноющую спину и опустил руку с подзорной трубой. Его очки с толстыми стеклами скользнули со лба и легли на переносицу, а он застыл неподвижно, погрузившись в раздумья.
Кто-то следит за следящим.
Крайне любопытно. Какие-то шекспировские страсти разгораются вокруг клуба престарелых!
— Мэд-ди-и-и!
Пронзительный вопль разорвал дремотную тишину и спокойствие, царившие в гостиной Эйдана.
Мэдлин отбросила шитье и вскочила, чтобы броситься на жалобный крик из спальни. Эйдан — следом за ней. Колин двигался чуть медленнее.
— Когда дети поранятся, они орут так, что на улице слышно, — подсказал он, присоединяясь к склонившимся над Мелоди взрослым.
Мэдлин возмущенно посмотрела на него:
— Милорд, помолчите! Надо разобраться.
Она снова стала утешать малышку, которая сжимала в ручонках то, что раньше было ее Горди Евой, а теперь превратилось просто в развязавшийся и замурзанный шейный платок.
Мелоди подняла на Колина глазенки, переполненные слезами:
— Я дала маху, дядя Колин! Я ее так разделала!
Мэдлин закатила глаза.
— Каким словам вы, негодники, ее научили! — шепотом отругала она их, а потом снова повернулась к Мелоди: — Дядя Колин сейчас все исправит, дорогая. Вот увидишь.
Тот немедленно подошел, чтобы начать спасательные операции.
— Мастер по вязанию узлов к вашим услугам, миледи. — Он отвесил низкий поклон, заставив Мелоди засмеяться сквозь слезы.
Девочка с печальной торжественностью вручила Колину останки Горди Евы.
— Так, посмотрим… — пробормотал он, расстилая шейный платок на полу.
Ткань была в пятнах и следах сажи, а там, где раньше было кукольное личико, красовался странный потек.
Эйдан возмутился:
— Что такое? Это же мой галстук!
Мэдлин замахала на него рукой, призывая замолчать, и, посадив Мелоди к себе на колени, стала смотреть, как его приятель старательно завязывает узел. Несколько долгих мгновений никто не издавал ни звука. Наконец Колин поднял голову.
— Не смотрите! У меня ничего не получается, пока я замыкаюсь на процессе.
Они изобразили спокойное равнодушие — за исключением Мелоди, которая стискивала передничек в пальцах и не отрывала полных слез глаз от рук Колина.
— Ну вот! — наконец удовлетворенно объявил он. — Прекрасный гордиев узел. — Он картинно вручил завязанный платок в нетерпеливо протянутые руки Мелоди. Поднявшись на ноги, он начал тщательно отряхиваться. — Проще простого.
— Это вовсе не Горди Ева!
Трое взрослых воззрились на Мелоди, которая смотрела на Колина с глубочайшим подозрением.
— Нет лица!
Она отшвырнула не устроившую ее игрушку и снова нахмурила бровки, оттопыривая дрожащую нижнюю губу.
— О Боже! — пробормотала Мэдлин Эйдану. — Кажется, я больше не сомневаюсь, что она — твоя дочь.
