Кэт Мартин - Полночный всадник
Рамон так и не решил, что делать с девушкой. Он не мог отпустить ее. Но если удерживать Кэрли в лагере, его самообладание когда-нибудь иссякнет и он овладеет ею.
Madre de Dios, что же делать?
Рамон взъерошил волосы и надвинул на лоб шляпу. Ничего, он что-нибудь придумает. Должен придумать. Рамон надеялся, что это произойдет скоро.
Глава 8
— Сеньор Рамон!
Войдя в деревню, он увидел Лину и Кэрли. Флоренсия стояла чуть поодаль возле Томазины и Серафимы. Они ждали прибытия Педро с большой carreta, которая доставит их домой.
— По словам сеньориты, вы должны уехать, — сказала Лина. Она выглядела утомленной, как и все они. Щеки запали, целительница казалась еще более истощенной, чем в день их приезда сюда.
— Теперь, когда ваши люди вне опасности, нам пора возвращаться.
— Я могла бы произнести слова благодарности, но их недостаточно. Наш долг нельзя оплатить словами.
— Вы ничего не должны нам. Вы помогли мне — спасли жизнь сеньориты. Это с лихвой покрывает ваш долг.
Лина покачала головой, ее прямые черные волосы упали на лоб.
— Белые люди давно желают нам смерти. Вы — другие. Мы не забудем это. — Она повернулась к Кэрли: — Да поможет тебе Бог, маленькая Ва-су-ви.
Кэрли улыбнулась:
— Спасибо, Лина. Заботься о брате, ладно?
— Он будет бегать, как олень, и наживет себе новые неприятности еще до новой луны.
Рамон посмотрел на женщин. Совместная работа сблизила Лину и Кэрли. Девушка подружилась и с мальчиком, которого Рамон тоже полюбил. Когда он приезжал в деревню, мальчик бежал к нему с приветствиями, говорил, что больше всего на свете хочет стать великим ковбоем, упрашивал Рамона заняться его обучением и взять с собой в Лас-Алмас, где он смог бы овладеть искусством испанских наездников.
Рамон всегда отвечал отказом.
Ему и без того приходилось кормить слишком много людей. Зачем еще один рот? Однако испанец жалел мальчика. В лучшем случае его ждала унылая, тягостная жизнь. Но ковбой всегда превосходный наездник, гордость укрепляет его дух, а если повезет, он может найти работу.
Кэрли посмотрела на Рамона, и он взял ее за руку.
— Как она назвала тебя? — спросил он девушку, ведя ее к повозке.
— Ва-су-ви. Она дала мне это индейское имя.
— Что оно означает?
— Подсолнечник. — Кэрли смутилась. — Лина говорит, что моя улыбка такая же яркая, как утреннее солнце.
Рамон почувствовал, что у него защемило в груди.
— Верно, — тихо ответил он. — Как утреннее солнце.
Ее щеки порозовели, губы кокетливо изогнулись, и она потупила взор.
— Они хотят, чтобы мы вернулись, Рамон, — Кэрли поглядела ему в лицо, — и повеселились с ними на празднике. Они благодарны нам за помощь.
— А ты хотела бы этого, chica?
Радость осветила ее лицо. Испанцу нравилось ее жизнелюбие. Его соотечественники умели радоваться жизни в отличие от многих американцев, которых он знал.
Внезапно ее улыбка исчезла, свет в глазах потух.
— Больше всего я бы хотела отправиться домой. Но если ты не позволяешь мне покинуть вас, тогда давай вернемся сюда.
Рамон коснулся ее щеки — нежной, как грудка голубя. Зардевшаяся румянцем, она походила на розу. Рамон вспомнил ту ночь, что Кэрли провела в его объятиях, и сердце его неистово заколотилось.
Проклиная себя и ее, он отвернулся.
— Твое желание, — сдержанно сказал он, — для меня закон.
Не ответив ему, Кэрли спросила Флоренсию:
— Мы готовы к отъезду?
— Si, сеньорита Мак-Коннелл.
Кухарка предложила ей присоединиться к другим женщинам. Рамон между тем взял поводья и вскочил в седло.
— Я готов. Мне не терпится провести ночь в своей постели.
— Как ни странно, я тоже радуюсь возвращению, — сказала Кэрли. — Хотя бы потому, что смогу постирать эту грязную одежду.
Забираясь в двуколку и подобрав подол желтой юбки, она невольно обнажила изящную щиколотку. Рамон стиснул зубы — по телу его прокатилась горячая волна. Подъехав к двуколке, он наклонился, обхватил талию девушки, поднял ее и посадил перед собой.
— Тележка перегружена. Поедешь назад со мной.
Кэрли напряглась, но Рамон сделал вид, что не заметил этого. Если она хочет возбуждать в нем желание, ее постигнет та же участь, внезапно решил он.
— Тебе не нравится ехать на Вьенто? — прошептал он, нарочно задев губами ее маленькое ушко.
Кэрли напряглась еще сильнее, как и он — под своими узкими брюками. Проклиная себя, Рамон все же не отпустил девушку.
— Мне очень нравится Вьенто. — Она подвинулась и села поудобнее. Испанец прижал ее к своим бедрам. — Зато тебя я порой нахожу невыносимым.
— О! Я знаю средство от этого! — Повернув коня, Рамон направился к перелеску.
— Куда ты? Что ты?..
Голос Кэрли оборвался, когда его рука скользнула вверх, к ее груди. Она была округлой, полной. Ему до боли захотелось сжать ее. Пальцы жаждали обхватить эту грудь, заставить сосок отвердеть. Какой он — маленький и плотный или большой и широкий? Подумав об этом, Рамон услышал собственный стон. Когда он прижался губами к пульсирующей жилке на шее, ощутил вкус гладкой белой кожи, острое желание пронзило его.
— Д-дон Рамон?..
В ее голосе появилась неуверенность, которой прежде не было… И что-то еще, слишком ему знакомое. С каждой секундой страсть Рамона нарастала.
— Si, — тихо шепнул он. — Я здесь. Тебя по-прежнему интересует, чего я хочу?
Остановив жеребца за нагромождением валунов, он повернул девушку к себе. Глаза Кэрли округлились, щеки пылали. Откинув ее голову, Рамон провел пальцем по мягкой нижней губе, наклонился и жадно поцеловал Кэрли.
Она вздрогнула и начала сопротивляться, изумленная его дерзостью и полная решимости освободиться. Но неистовый жар требовательных губ уже проник в ее тело и заставил вцепиться в его плечи. Прижавшись к нему грудью, она ощутила, как огонь опалил ее. Язык Рамона коснулся уголка ее губ, словно соблазняя Кэрли раскрыть их.
Девушка застонала, когда его теплый язык проник в ее рот, а в животе разлилось тепло. Сильная рука стиснула ее талию. Господи, все это было как в ее сне!
Нет, совсем иначе! Разве какой-нибудь сон мог сравниться с этим!
Кэрли пошевелилась в седле, ее соски, прижатые к мощной груди испанца; набухли и отвердели. Рамон ласкал ее через блузку, сжимал грудь, мял своими пальцами. Потом рука скользнула вверх и коснулась обнаженной кожи над глубоким вырезом.
— Рамон, — прошептала Кэрли, — пожалуйста…
Хриплый стон вырвался из его горла. Он снова поцеловал ее крепко и страстно, потом отпрянул, учащенно дыша и глядя на Кэрли потемневшими глазами.
Она облизнула распухшие губы, пытаясь преодолеть прокатывавшуюся по телу горячую дрожь.
