Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы
Воспользовавшись тем, что Шарль уже успел перед ней провиниться, она решила провести свою первую ночь замужней женщины в одиночестве. Она заявила, что устала, и сослалась на утомительные приготовления к отъезду: на следующий день молодожены должны были отбыть в свой замок Гландье. Шарль не осмелился возражать, и Мари осталась у себя в спальне вместе с Клементиной, своей верной горничной, которая согласилась последовать за хозяйкой в глухую провинцию, иначе говоря – в ссылку. Новоиспеченная мадам Лафарж уснула с трудом: будущее представлялось ей неопределенным и пугающим…
Почтовая карета везла супругов в Орлеан, где им предстояло сделать остановку. Воображение уже рисовало Мари картины жизни в роскошном старинном замке, когда Шарль заявил, что хочет есть. Мари подумала, что они остановятся перекусить в какой-нибудь гостинице, но ее супруг не собирался швырять деньги на ветер. Она была неприятно удивлена, увидев, как он открыл дорожную сумку и извлек оттуда холодную курицу и бутылку вина, завернутую в какие-то тряпки. Ничуть не смущаясь, Шарль принялся поглощать пищу с завидным аппетитом, свидетельствовавшим о том, что ему не впервые приходится есть в подобных условиях. Разорвав руками курицу пополам, он откусывал от нее устрашающие куски и глотал их, запивая вином прямо из горлышка.
Урчание в животе, сопровождавшее трапезу, переполнило чашу терпения молодой женщины. Она попросила остановить экипаж и, заявив, что ей слишком жарко, поменялась местами с Клементиной: отправила горничную в карету, а сама устроилась на облучке рядом с кучером. Так, под палящим солнцем и в тучах пыли, она и доехала до Орлеана – солнце и пыль казались ей менее неприятными, нежели общество собственного мужа.
Мари так пропылилась, что по прибытии в гостиницу тут же заказала ванну, и ее доставили прямо к ней в номер. Но едва она с наслаждением погрузилась в воду, как дверь буквально прогнулась под градом яростных ударов.
– Откройте, Мари! Это я!..
Мари и Клементина в растерянности переглянулись.
– Скажи ему, что я не могу его принять! – воскликнула молодая женщина, указывая рукой на дверь.
Подойдя к двери, Клементина громко произнесла:
– Мы не можем открыть, сударь! Мадам принимает ванну!
В ответ раздался такой громкий и грубый смех, что обе женщины сразу поняли: стоящий по ту сторону двери человек пьян.
– Что может быть лучше! Я хочу войти – и побыстрее!.. Я муж, черт побери! Открывайте или я высажу дверь!
– Если вы настолько забылись, что осмелитесь выломать дверь, я выпрыгну в окно! – в отчаянии воскликнула Мари.
Привлеченный криками и ударами в дверь, прибежал хозяин гостиницы; только пригрозив буяну выселением, его с трудом удалось урезонить. Шарль действительно выпил больше чем следует, поэтому хозяину пришлось проводить его вниз. Через несколько минут Клементина с чопорным видом явилась сообщить месье, что мадам чувствует себя дурно, а потому не выйдет к ужину и эту ночь также проведет одна.
Шарль чуть не задохнулся от злости:
– Скажи ей, что как только мы прибудем домой, я не стану больше терпеть! – в ярости проорал он. – С меня хватит парижских кривляний, я ей покажу, кто в доме хозяин!..
Впрочем, остальное путешествие, продолжавшееся еще два дня, прошло без происшествий. Супруги Лафарж, насупившись, сидели каждый в своем углу кареты, но по мере приближения к цели Шарль все больше нервничал, и Мари никак не могла понять, почему.
Вечером третьего дня миновали Юзерш.
– Мы почти приехали, – пробормотал Шарль.
– Я очень этому рада, – заявила Мари. – Наше путешествие нельзя было назвать приятным, поэтому я хочу как можно скорее попасть в замок.
И она устремила взор к горизонту в надежде увидеть вдали крышу из голубой черепицы, белые стены, террасу и сад возле дома – словом, поместье, приглянувшееся ей гораздо больше, чем его владелец.
Неожиданно карета свернула на узкую дорогу, спускавшуюся по крутому склону в долину. Дорога вела к запущенному, отвратительного вида серому дому, подле которого высилось почерневшее здание небольшого завода. Стены дома растрескались, черепичная крыша кое-где провалилась, а в окнах, темных от грязи, не хватало стекол. Отсутствующие стекла были весьма неудачно заменены промасленной бумагой. Что же касается сада, то он являл собой пустошь, заросшую густой, сочной сорной травой. Лишь несколько чахлых деревьев свидетельствовали о том, что когда-то там действительно был сад…
Долина, окруженная гигантскими черными елями, выглядела зловещей, дом был мрачен, от него даже издали тянуло сыростью, всюду царило небрежение, чтобы не сказать нищета. Мари повернулась к супругу:
– Куда вы меня привезли? Что это за место?
Шарль пожал плечами и отвел глаза – ему явно было не по себе.
– А вы как думаете, что это? Это наш дом, замок Гландье.
– Замок?!
Едва первое изумление прошло, Мари охватила неописуемая ярость. Ее обманул, одурачил, обвел вокруг пальца продувной деревенщина, крестьянин, сыгравший с ней с чьей-то неведомой помощью отвратительную шутку. Неужели ее дядя и тетя настолько обрадовались предоставившейся возможности сбыть ее с рук, что не позаботились даже собрать подробные сведения о женихе? Как бы то ни было, не следовало ей во всем идти у них на поводу…
Но Мари была слишком горда, чтобы выказать свое разочарование, которым, возможно, собирался насладиться этот толстяк.
– Интересно, когда была сделана акварель, присланная вами моей тетушке? – ледяным тоном спросила она. – В период религиозных войн? А может быть, во времена Столетней войны? Разумеется, если только вы не прислали нам рисунок какого-то другого дома.
– Я показал вам Гландье, именно Гландье! – визгливо крикнул Шарль, покраснев до самых ушей.
– Значит, мы с вами говорим о разных домах. Очевидно, где-то здесь есть еще один замок Гландье, более похожий на жилище, чем это сооружение.
– А что вам в нем не нравится? Это прекрасный дом, прочный, просторный… Таких уже больше не строят!
– К счастью, действительно не строят!
Дискуссия грозила затянуться, но карета наконец остановилась перед позеленевшим крыльцом «замка». На пороге стояли три женщины: старая крестьянка, уродливая и грязная; крупная блондинка, больше походившая на корнеплод, чем на существо, привыкшее к свежему воздуху, и длинная девица, такая тощая, что, казалось, вся она состояла исключительно из острых углов и колючек.
Не обратив внимания на поданную супругом руку, Мари вышла из кареты. Словно во сне она слышала, как ее представили старой крестьянке, которая оказалась ее свекровью, а затем крупной блондинке, которую Шарль назвал своей сестрой Аменой Бюфьер. Что же касается колючей девицы, то она оказалась кузиной Шарля, и ее звали Эмма Понтье.
