Юрий Татаринов - Посланник Аллаха
Кайдан ответил на это так:
— Ты всегда был человеком действия, слепой. Кажется, светлейший должен быть благодарен тебе за то, что ты вечно поторапливал его, не давал расслабиться.
— Можно поставить дом в три дня. А можно в три месяца. Результат будет один. Зато какой выигрыш! Медлительным да тугодумам славы не видать как собственных ушей! Сегодня мы уже должны были войти в Польшу!
— Ну, что ж, будь по-твоему! — ответил Кайдан. — Возьму грех на душу. Как только скажешь, подошлю в ее шатер людей.
— Это такая чума — эта девка! — горячо добавил, завершая разговор, слепой. — И предположить не мог, что повелитель заимеет такую беду! Пора, пора вызволять его! Уже сегодня я скажу тебе о своем решении.
Искреннее стремление помочь светлейшему говорило не столько о сердечности слепого, сколько о его преданности. Одновременно это была и эгоистическая попытка сохранить все так, как оно было последние годы. Это было обычное стремление подданного сохранить уважение хозяина к себе. Жизнь бедняги Кара-Кариза являлась слишком зависимой от Баты-хана. Без светлейшего, без его поддержки несчастный тут же становился никем, вставал в один ряд с босыми и голодными. Его положение, попросту говоря, продлевало ему жизнь. Он потому-то и ревновал к пленнице, что предчувствовал: дремавшая до срока страсть Баты-хана способна была сломать основу его же собственного могущества. Заступаясь за себя, слепой, сам того не ведая, заступался за будущее самой Орды...
Глава 12. Измена
Даже такой проницательный и осторожный лис, каковым являлся слепой, не смог бы предугадать того, что в конце концов случилось. В события, проистекавшие и без того по непредсказуемому сценарию, неожиданно вмешался еще и злой рок...
В эту ночь, вновь сославшись на недомогание, пленница осталась у себя. Светлейший не неволил ее. Он понимал, что чувство прелестной Эвелины к нему, если оно вообще могло зародиться в ней, способно было взрастить только терпение...
Сон хана был крепким и радужным... Повелитель спал, осчастливленный мыслью о какой-то предстоящей ему бесподобной победе. Ему снился высокий холм. Хан стоял на вершине, а у его ног длинной чередой тянулся караван рабов. Повелитель улыбался, источая присущие ему гордость и надменность, а рабы кланялись в пояс и, обходя холм, заполняли обширную долину. Душа светлейшего ликовала от странного, неожиданно посетившего его желания: хан вознамерился подарить всю эту добычу! Он не знал, по отношению к кому проявит такую щедрость, но чувствовал себя богом!..
Ночь перевалила за середину. Небосклон потревожили первые отблески зари. Но было еще слишком рано, чтобы играть побудку. Тем не менее именно в это время светлейший почувствовал, что его потревожили... Он открыл глаза — и увидел слепого, который тряс его за плечо.
Баты-хан наконец проснулся. Он приподнялся на локтях и в свете факелов увидел у дверей Багадура и Кара-Кариза.
— Что случилось? — морщась от яркого огня, спросил повелитель.
— Тебе придется встать, о светлейший, — тихо, но уверенным голосом ответил Кара-Кариз.
Уверенность главного советника разметала остатки сна хана. Повелитель сел, удивленно уставился на слепого. Недоброе предчувствие посетило его. Бедняга догадался, что дело касается его возлюбленной! «Сбежала!» — решил он. И сейчас же его охватила тоска.
Подтверждением того, что стряслось что-то из ряда вон выходящее, служило хотя бы то, что подобная побудка случалась крайне редко. В таких случаях подчиненные приносили светлейшему сообщения, с которыми ждать до утра было невозможно.
Решительно поднявшись, Баты-хан начал одеваться.
— Можешь говорить, — позволил он притихшему советнику.
— На этот раз мне нечего сказать, — неожиданно ответил слепой. И угадав, что вызвал удивление у хана, мрачно добавил: — Ты должен увидеть все сам, мой повелитель.
Уже не просто предчувствие беды обеспокоило светлейшего, но настоящая ноющая телесная боль. Бедняга ощутил дрожь в коленях. Дыхание его остановилось, а голова начала кружиться. Заныла нога...
— Не говори загадками! — сдерживая гнев, сказал он слепому. — И не тяни! Говори, что с ней?
Вместо ответа Кара-Кариз вдруг направился к выходу...
Подавшись за ним и схватив со стены пояс с саблей, Баты-хан крикнул:
— Куда?.. — но вынужден был последовать за советником, ибо тот уже вышел. — Стой, тебе говорю!
Небо уже очистилось от звезд. Угадывалась лишь одна, самая яркая звезда. Но и она таяла на глазах. Всю долину и лес в отдалении охватила дымка прозрачного тумана. На поляне перед шатром уже ждал отряд всадников. Фыркали и в нетерпении стучали копытами о землю лошади, звякали металлические доспехи, скрипели седла... Светлейшего намерены были сопровождать.
Когда хану подвели вороную, он оглянулся на шатер пленницы... В той стороне было тихо и спокойно. «Хвала небу! — с облегчением подумал повелитель. И тут же послал в сторону шатра мысленное: — Спи, голубка моя, моя божественная, моя несравненная!»
Кара-Кариз и хан сели в седла одновременно.
Слепой вытянул руку в сторону — и сейчас же к нему приблизился слуга-поводырь. Кара-Кариз хлопнул того по плечу и сказал:
— Веди, Карим! Светлейший должен знать правду!
Всадники с места послали лошадей в галоп...
Через минуту повелитель догадался, что его ведут в сторону стана молодого наместника. Разгоряченный скачкой, Баты-хан приблизился к слепому и крикнул:
— Ты скажешь наконец, что произошло?.. Не испытывай моего терпения!
Кара-Кариз, держась за гриву своей лошади, ответил:
— Светлейший! Ты меня знаешь! Все, что я делал до сих пор, делал тебе во славу, из любви и верности! А потому прошу сейчас — потерпи! То, что ты увидишь, невозможно выразить словами! Ты должен увидеть это сам и незамедлительно принять решение!
Умножившееся после таких слов волнение Баты-хана вызвало еще большую боль в его ноге. Повелитель даже простонал. Он не знал, что и подумать. Предчувствия его были одно ужасней другого...
Появление светлейшего оказалось полной неожиданностью для охранников лагеря Швейбана. Они растерялись и тем самым позволили людям Кара-Кариза кинуться на них и связать по рукам и ногам...
Прибывший отряд наконец остановился у шатра молодого наместника. Слепой ловко спрыгнул на землю и, сопровождаемый поводырем и несколькими воинами, сейчас же проследовал под крышу...
Сначала Баты-хан услышал крики наместника. Кажется, Швейбан схватился за саблю, но был обезоружен. Потом раздались женские крики... Оглянувшись на всадников, смотревших на него и, кажется, знавших, что происходит, светлейший только теперь догадался, что именно хотел показать ему Кара-Кариз: он узнал голос кричавшей... Соскочив на землю, хан стремительно, насколько мог, проследовал в шатер.
