Екатерина Левина - Соловей для черного принца
— Третья же категория девиц, — продолжала она тем временем, — это девушки, пожелавшие пройти весь курс обучения и получить более глубокие и обширные знания…
Слушая ее, я размышляла, что в эту третью категорию входят девушки вроде меня, которым своим трудом придется обеспечивать себе прекрасное будущее.
— У нас есть главное правило. "Правила любопытного носа" — все наши ученицы должны быть любопытными и любознательными, чтобы им хотелось учиться и познавать, прилагая для этого большое усердие. Все остальные правила вытекают из того, в какие дебри заведет их это любопытство в поисках ответов.
— Это правило я буду соблюдать с первой же минуты, — твердо сказала я. — Так как нос у меня очень даже любопытный и любит соваться в разные истории.
— Ну и пусть себе суется, — ответила мисс Дарлингтон. — Только необходимо помнить, что этот нос принадлежит леди, а не грубой дочке сапожника. И соответственно любопытство должно распространяться только на те области, которые достойны внимания юной леди.
Я вспомнила происшествие с коровой. Вот уж, действительно, куча навоза никак не может быть областью достойной внимания юной леди. А ведь если бы не этот случай, то неизвестно куда могло бы завести меня неуемное любопытство.
Я следовала за ней вверх по лестнице, довольно крутой, на четвертый этаж. На первом и втором — были комнаты для занятий и зал для танцев. Третий и четвертый этажи занимали спальни учителей и воспитанниц. Комната, где я жила вместе с двумя другими девочками, была небольшой с узким высоким окном. Мебель составляли застеленные шерстяными покрывалами кровати, шкаф, три тумбы, три тонких стула и стол у окна.
— Твои соседки прибудут через пару дней. Так что пока ты одна. Пошлю к тебе миссис Вестедж. Она расскажет обо всем остальном, что обязаны знать новенькие.
Так, с радушием, я была встречена в Даремской Академии. Со временем, когда прошла робость от неизведанного места, я поняла, что это радушие специально поддерживалось Эббой Дарлингтон. Даже речь директрисы с постоянным употреблением местоимений "мы" и "нам" должна была показать общность воспитанниц и преподавателей. Это выделяло Академию среди учебных заведений и делало ее уникальной, чего, впрочем, и добивалась мисс Дарлингтон.
Я быстро освоилась. Интерес к учебе и чувство соперничества подталкивало меня учиться лучше. Меня немедленно заметили как способную ученицу. И очень часто, когда взгляд директрисы останавливался на мне, я ловила в нем луч одобрения.
Не скажу, что дни проходили однообразно и мы были заняты только учебой. На наш выбор представлялись множество занятий, которыми мы могли заниматься в свободное время.
Мне очень полюбилась рыбная ловля. Я подружилась с девочкой из средних классов, Софи Ларкем, которая тоже была не прочь посидеть с удилом. Но всю прелесть этого занятия я смогла прочувствовать только весной, когда Софи выпросила разрешение рыбачить с лодки, как это делают рыбаки из деревни. Рано утром в субботу, когда не было занятий, мы брали, принадлежавшую Академии лодку, одевались потеплее и отправлялись в море. Конечно, далеко от берега мы не заплывали, но все равно было волнительно сидеть в полной тишине одним посреди густого утреннего тумана, поднимавшегося от воды.
Софи познакомила меня со своими соседками по комнате, с которыми дружила сама. Мы все были под началом миссис Вестедж, поэтому быстро сблизились. Вместе мы совершали конные прогулки и гуляли в лесу. Особой радостью для нас были походы в деревеньку. В ее бухточке всегда стояли лодки, и слышались крики чаек, паривших низко над водой и высматривавших, выброшенную на песок рыбешку. А старики любили собираться на мосту и, облокотившись о каменный парапет, посудачить об уловах.
Иногда в сопровождении учителей мы выбирались на деревенские праздники, на которых воспитанницам можно было присутствовать в качестве зрителей, но не участвовать. Кроме того, один раз в месяц вместе со своим куратором мы ездили на целый день в большой город на театральную постановку, после чего пробегались по лавкам и кондитерским. В общем, нам предоставлялась определенная свобода, и мы нисколько не чувствовали себя связанными.
Хотя жизнь здесь не отличалась особой дисциплиной, за нами велось строгое наблюдение, и я была уверена, что если бы за какой-нибудь девушкой заметили недозволенное, ее тотчас же отправили бы домой.
— Никакие скандалы тебе не грозят! — писала тетушка. — Ты не какая-то легкомысленная вертихвостка, и ничего общего с ними не имеешь! А все подобные особы, видя твое здравомыслие должны обходить тебя стороной.
Но как она ошибалась!
Дело в том, что моими соседками по комнате оказались как раз две такие особы. Лидия Маршем была из знатной семьи, имевшей богатое поместье в этих краях, а Моник Дюже из семьи банкиров, и ее сразу же после окончания учебы ждала выгодная партия. Они были похожи — и поведением, и принципами, поэтому быстро нашли общий язык и стали неразлучны.
Лидия была крупной с розовым телом и пухлыми руками. У нее были белые зубы, которыми она сильно гордилась, отчего часто смеялась, широко открыв рот и демонстрируя свою восхитительную челюсть. Впервые увидев Лидию, я вспомнила тетушкины слова. Если судить по зубам, то из нее получилась бы отличная племенная кобыла по производству нескончаемых наследников. Моник, наоборот, была недостаточно развитой для своего возраста, с большущими голубыми глазами, всегда имевшими выражение ангельской невинности.
Обе девочки не проявляли интереса к учебе. Были заносчивыми и имели скверный характер. Их окружала небольшая группа, которая называла себя "искательницами". И искали они совершенно определенного. Девочки в группе считали себя взрослыми, знающими жизнь и любящими мирские блага, очень смелыми и дерзкими. Королевой среди них стала Лидия, ведь многие могли только теоретически обсуждать близкие их сердцу темы, а она уже имела практический опыт и часто хвалилась этим. Она гордилась тем, что выглядит гораздо старше своих четырнадцати лет, что делало ее, более соблазнительной для мужчин, чем всех ее подружек.
Однажды я нашла в шкафу книгу, несомненно, принадлежавшую Лидии. Это была "Лисистрата" Аристофана. Больше всего меня шокировало не ее содержание, так как я уже была знакома со многими греческими произведениями и знала о свободе нравов Древней Эллады, а иллюстрации, которые были до безобразия неприличны. Я положила книгу обратно в шкаф, и вымыла руки, словно прикасалась к чему-то грязному. Но вечером Лидия устроила скандал, узнав каким-то образом, что я нашла книги и просмотрела их.
