Барбара Картленд - Сердцу не прикажешь
До этого момента ему казалось, что он забыл, как выглядит старый дом, но теперь он предстал перед ним, знакомо большой и величественный. Его фасад был лицом друга, приветствующего того, кто наконец вернулся после долгих скитаний.
— Какой красивый! — тихонько шепнула Марсия словно самой себе, и, хотя Малколм не ответил, он был полностью с ней согласен.
Подъездная аллея шла через парк и вывела их к старому каменному мосту и большому озеру, а далее по спуску — к чугунным воротам и подъезду дома.
На лужайке цвели нарциссы, весеннее солнце отражалось в окнах, и казалось, что старый дом улыбается, встречая гостей.
Всего несколько минут ушло, чтобы проехать около двух миль по аллее, и повсюду Малколм видел знакомые приметы.
Едва он успел разобраться в потоке нахлынувших воспоминаний и отделить одно от другого, машина уже подкатила к подъезду.
Высокие двери были распахнуты настежь, а лакей в знакомой ливрее торопливо сбегал по ступеням, чтобы успеть открыть дверцу машины.
Когда они вошли в дом, Малколм с волнением жадно вдохнул знакомые с детства запахи старых стен. Нет, ничего здесь не изменилось. На какое-то мгновение он почувствовал себя мальчиком-школьником, приехавшим домой на каникулы. Даже Барнет, старый дворецкий, мало изменился, лишь поседел и приобрел брюшко, но держался с прежним достоинством.
— Милорд, от имени всей прислуги и от моего тоже, — начал он торжественно, — поздравляем вас и леди Грейлинг с возвращением домой. Добро пожаловать.
Малколм растерялся, он не ожидал ничего подобного и не нашелся, что ответить. Но Марсия выручила его. Сделав шаг вперед, она протянула руку дворецкому.
— Мы благодарим вас за радушную встречу, — сказала она.
Малколм и Марсия выслушивали поздравления, пожимали руки. Экономка, которую Малколм не мог вспомнить, оказывается, работала в поместье пятнадцать лет. Главная горничная знала его еще мальчиком, когда сама только что поступила в услужение в дом лорда, а кухарка, прослужившая здесь тридцать лет, даже успела рассказать Марсии о любимых блюдах и пирожных Малколма.
Искренняя радость всех, кто встретил его, тронула Малколма, несмотря на не покидавшую его сдержанность. Ему было приятно, что о нем помнят, что все эти люди органичны в этом доме и в той жизни, которую он помнил. По крайней мере они не изменились, их не коснулась нынешняя действительность и то, что произошло с ним.
Он уже видел: жизнь в Грейлинге течет так же ровно и покойно, как в прежние времена, и внешний мир не проникнет сквозь стены и ничего внутри них не изменит.
Эти слуги столь же неотъемлемая часть поместья, как его древние камни, дух этого дома и традиции, позволившие сохранить семейное гнездо нетронутым на многие поколения.
Думая об этом, Малколм вспомнил советы адвоката и представил себе, что было бы, если бы в Грейлинге поселились американцы. Пока же он выбросил из головы эту мысль. Прежде он все осмотрит, спокойно и объективно, помня о прошлом и думая о настоящем.
— Чай в библиотеке, милорд, — доложил дворецкий.
Малколм и Марсия прошли в большую, полную книжных шкафов комнату, которая служила дяде не только кабинетом, но и гостиной. Он, видимо, предпочитал ее всем остальным комнатам в доме.
В детстве эта комната казалась Малколму невероятно большой и внушала священный трепет, а теперь он с удивлением обнаружил, что она совсем не такая большая и мрачная, какой ему помнилась.
Щедрые лучи солнца, лившиеся в окна, оживили поблекшие краски потертого ковра и весело играли на разноцветных корешках старинных книг. У горящего камина их ждал накрытый чайный столик с бутербродами и пирожными. Мелодично пел кипевший серебряный чайник. Сняв перчатки, Марсия смело и как бы по праву прошла к столу и заняла место у большого чайника с заваренным чаем.
— Настоящий английский чай, — промолвила она с неожиданной, почти детской улыбкой. — Как же я соскучилась по нему. Горячие булочки и домашнее печенье! Разве все это купишь в хлебной лавке?
Малколм смущенно улыбнулся ее откровенной радости, хотя тоже оценил по достоинству старания прислуги. Давно он не знал хорошей кухни и сердечного внимания.
После их с Флоренс переезда в деревню Нанне было все труднее находить прислугу, согласную жить в таком захолустье, а если кто и соглашался, то ни Малколм, ни Нанна особенно не вникали в заботы кухарки. Им было достаточно того, что еда сносно приготовлена и съедобна. Флоренс была совершенно равнодушна к еде, а Нанну интересовали только вкусы хозяйки.
Постепенно Малколм тоже стал безразличен к еде, но сейчас он вдруг вспомнил, что ведь в прошлом всегда отличался завидным аппетитом. Вспомнились нежность форели, только что выловленной в озере, вкус хорошо приготовленной дичи и аромат шампиньонов, собранных до восхода солнца.
Когда чаепитие, прошедшее почти в полном молчании, было закончено, Малколм спросил:
— Вы хотите осмотреть дом?
По той поспешности, с какой она вскочила, и ее быстрому согласию, он понял, что Марсия ждала этого приглашения.
Начав с картинной галереи, Малколм провел ее далее через гостиные с обтянутой шелком позолоченной мебелью, показал господскую спальню с высокой пуховой кроватью под балдахином. Затем они прошли через жилые комнаты, которые выходили окнами на лужайку, где повалившийся забор отделял сад от парка.
В каждой комнате картины, мрачно раздумывал Малколм. Их можно оценить и продать, если он послушается советов адвоката.
Однако, войдя в овальную столовую, где потолок и камин были работы известного английского архитектора Роберта Адама, он вдруг понял, что, как бы ни было трудно, с чем бы ни пришлось расстаться, он никогда не тронет ни единого портрета, украшающего стены овальной столовой.
Эта комната была посвящена леди Грейлинг — поколениям красавиц, хозяек старого поместья.
Один портрет был кисти Лоуренса, другой — сэра Джошуа Рейнолдса, третий написал сам Гейнсборо. Глядя на лебединые шеи, гордую посадку головы и кроткий взгляд, Малколм вдруг подумал, что портрет Марсии среди них ни в коей мере не оскорбил бы идеал женской красоты, созданный ее предшественницами.
Это была мимолетная мысль, которая тут же покинула его, и перед ним возник образ другой женщины, тоже красивой и белокурой.
Внезапно, не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел из столовой. Марсия молча последовала за ним.
Интерес Марсии к дому удивил его. Он привык к ее молчанию, к печально опущенным уголкам рта и равнодушию в глазах, словно она не находила ничего интересного в том, что происходило вокруг.