К. Харрис - Что приносит тьма
Рядом почувствовалось слабое шевеление, послышался шорох. Нежная, теплая рука скользнула по его обнаженной груди.
– Ты не спишь.
– А ты спишь? – улыбнулся он в темноту, привлекая жену ближе.
Перекатившись, Геро прижалась всем телом к боку мужа.
– Ты обеспокоен из-за того типа, который следил за домом.
Себастьян погладил ее по спине, провел ладонью по изгибу бедер.
– Не могу избавиться от мысли, что видел его раньше, только никак не вспомню, где.
– Может, нищий с угла улицы? Одно из лиц, мимоходом замеченное в отчаявшейся толпе возле богадельни Святого Мартина?
– Не думаю, что этот человек нищий, – мотнул головой Девлин.
– Ты же сам сказал, будто он производит впечатление пациента Бедлама.
– Это не исключает его причастности к смерти Даниэля Эйслера.
– Не вижу связи.
– Почему тогда он следил за домом? И почему высматривал тебя? Не меня – тебя.
Геро приподнялась на одном локте, чтобы посмотреть на мужа.
– Я способна за себя постоять.
Ее слова прозвучали эхом фразы, услышанной им раньше от Кэт. Только в случае с актрисой имелась в виду угроза, исходящая от Джарвиса… отца Геро.
Себастьян запустил пальцы в занавесившие лицо жены темные волосы и отвел их в сторону. Он видел, как Геро застрелила в упор человека, почти не выказав при этом ни ужаса, ни сожаления. В ней была жесткость, унаследованная от отца, лорда Джарвиса, однако смягченная чувством справедливости и сострадания к менее удачливым членам общества, которого барон никогда не испытывал. Девлин знал, что ради защиты себя или близких Геро без колебаний и угрызений совести отважится на убийство, и точно так же понимал, что эта решимость не избавляет ее от опасности.
– Все мы уязвимы. Особенно если имеешь дело с сумасшедшим.
Жена с минуту помолчала. Лицо посерьезнело, меж бровей пролегла морщинка.
– Думаешь, я не тревожусь о тебе?
– Это не…
– Не одно и то же? Потому что ты мужчина, а я женщина?
– Нет. Потому что одно дело, когда я по своей воле рискую собственной жизнью, и совсем иное – когда мои действия ставят под удар кого-то еще.
Геро приложила пальцы к его губам.
– Я знала, что меня ждет, когда выходила за тебя, Девлин.
Себастьян улыбнулся ей в ладонь.
– А я не уверен, что знал. – Еще никогда он не был столь близок к разговору о глубинных изменениях в их отношениях и о неожиданном, переворачивающем жизнь упрочении уз, которые их соединили.
Рука Геро скользнула по его груди, спустилась ниже. Себастьян задержал дыхание и увидел, как темнеют от желания серые глаза.
Перекатив жену на спину, Девлин приподнялся над ней. Ветер хлестал дождем в оконные стекла, зеленоватые отблески молний окружали любовников неземным пульсирующим мерцанием. Себастьян поцеловал щеку Геро, затем веки, волосы, нежную впадинку у основания шеи. Его мир сузился до прикосновений плоти к плоти, ищущих рук, сплетающихся пальцев. Нежности ее губ. Требовательного шепота ее страсти.
И своей собственной.
Себастьян как раз подтягивал на бедра бриджи, когда в дверях темной гардеробной появилась Геро. Виконтесса набросила на плечи одеяло от холода, но осталась обнаженной. Пульсирующие грозовые вспышки обрисовывали ее длинное бледное тело и округлый живот.
– Полагаю, у тебя есть веская причина выскальзывать из моей постели в час ночи.
Надевая через голову рубашку, Девлин улыбнулся:
– Хочу еще разок осмотреть дом Эйслера – сам и без помех.
– Если только твоему незаконному осмотру не воспрепятствует чей-нибудь мушкет.
– Считаешь меня настолько неосторожным?
– Нет. Но ты совсем не спал прошлой ночью. Тебе нужно отдохнуть.
Себастьян наклонился натянуть сапоги.
– Как думаешь, спится ли нынче Расселу Йейтсу?
– На земле никогда не переведутся невинные люди, которым грозит виселица.
Виконт повязал неприметный шейный платок и достал сюртук.
– Верно.
– По твоим словам, двери в особняке запираются на засов, а окна забраны решетками. Как же ты попадешь внутрь?
– Есть одна задумка.
– Отрадно знать, что, доведись нам оказаться в стесненных обстоятельствах, ты сможешь прокормить семью кражами.
Себастьян с ворчанием поймал Геро для короткого поцелуя, но она удивила его крепким объятием.
– Будь осторожен. – Слова баронской дочери, по обыкновению, прозвучали скорее приказанием, нежели просьбой.
Девлин снова поцеловал ее, на этот раз в нос.
– Боже правый, ты говоришь совершенно как жена.
– Только без оскорблений. – Виконтесса поправила супругу шляпу. – Что именно ты рассчитываешь отыскать?
– Ответы, надеюсь.
– На какие вопросы?
– Еще не знаю.
ГЛАВА 19
Одинокий масляный фонарь, прицепленный высоко на стене лавки зеленщика, отбрасывал небольшое пятно тусклого света на угол извилистой улочки. Остальная ее часть лежала в сырой темноте, тихая и спокойная.
Остановившись в укрытии глубокого дверного проема, из которого несло мочой, Себастьян наблюдал, как порывистый ветер треплет мокрый от дождя плющ, оплетавший ободранный фасад жилища Эйслера и наполовину затенявший старинные освинцованные окна. В особняке, как и в складах и закрытых ставнями лавках вокруг, было темно. Девлин не мог знать, по-прежнему ли находятся в доме престарелые слуги убитого, но даже если и так, они давным-давно должны были удалиться в свою мансардную спальню. Быстро оглядевшись по сторонам, виконт пересек улицу и нырнул в узкий, зловонный проход, шедший вдоль южной стены здания.
Закоулок был настолько тесным, что в нем едва хватало места развернуться, и упирался в старую калитку из толстых, вертикально поставленных досок, обитых гвоздями и стянутых железными полосами. Но дерево давно прогнило, а проржавевшие крепи настолько истончились, что треснули, стоило Себастьяну налечь всем весом на доски. Поймав калитку, прежде чем та грохнула о заросшую сорняками и засыпанную листьями брусчатку, он аккуратно поставил ее в сторонку.
То, что лет двести назад было восхитительным садом в стиле ренессанс, с обсаженными розами дорожками и клумбами окопника и ромашки, пижмы и пиретрума, теперь превратилось в темную буйную чащу, зажатую между грязных кирпичных стен соседних зданий. У террасы росли огромные вязы с отяжелевшими от дождя раскидистыми ветвями. Любой другой человек был бы здесь слеп. Однако Себастьян без труда шагал вперед, пробираясь через упавшие трухлые ветки, путаницу мокрых лоз и битые камни.
«Это дар», – говорила Девлину мать про его способность видеть при полном отсутствии света, слышать звуки, слишком тихие или высокие для большинства человеческих ушей. Больше никто в их семье не обладал подобными качествами, и Себастьян до сих пор помнил выражение лица леди Софии, когда она впервые обнаружила необыкновенную, почти по-животному острую восприимчивость органов чувств своего младшего ребенка.
