Эмилия Остен - Под пологом семейного счастья
Часть II
10
– Она что-нибудь съела сегодня? – Задав этот вопрос, миссис Джозефина Грантли положила себе на тарелку еще грудинки.
Почтенная дама, сидящая за обильно накрытым столом в обширном утреннем одеянии, украсила бы собой жанровую сценку одного из великих голландцев. За неимением последних ее большой портрет в стиле Гейнсборо украшал стену столовой, приличествующей формами и убранством для трапез столь важной персоны. Изображение ее покойного мужа Перегрина Грантли, гораздо меньших размеров, приютилось в коридоре между гардеробной и будуаром как единственное в доме напоминание о том, что он существовал в этом мире.
– Она съела пончик, тетушка, – ответила Алисон, стоящая у окна и наблюдающая за вялым мартовским дождем, который настолько же отличался от живительного майского, как сама стройная, подвижная Алисон от внушительной тети Джозефины.
– Этого недостаточно, заставь ее! – скомандовала миссис Грантли, не представляющая себе, как можно ограничиться пончиком в таком важном деле, как завтрак.
– Боюсь, это бесполезно, тетя. Она прибавила после болезни три фунта, и доктор говорит, что этого пока достаточно, мы не должны давить на нее.
– Доктора вообще утверждают, что чем вкуснее еда, тем больше надо от нее отказываться! Дженни и так уже превратилась в мумию, подобную которой недавно выставляли в Британском музее. Моя подруга Роз Корниш затащила меня посмотреть на нее, и я чуть не умерла от отвращения. Что уж тогда говорить о мужчинах, которых по жизни ведет желудок! Ни один из них ни за что не посмотрит на такую худышку!
Сейчас, после двух месяцев проживания под крышей тетушки Джозефины, Алисон отчетливо понимала, на каких устоях держится мир тети и как они повлияли на внешность и привычки Полли. Если в этом случае ничего поделать было уже нельзя, то за Дженни Алисон вполне могла побороться:
– Я не буду ее принуждать, дорогая тетушка. Она и дома никогда не ела много по утрам. Вечером, после театра, она проголодается и сама покушает то, что захочет.
Тетушка еще немного поворчала и вернулась к грудинке, а ее племянница – к созерцанию дождя за окном. Бездеятельность угнетала Алисон, но она готова была потерпеть ради выздоровления дочери.
Этажом выше Дженни также глядела в окно, и унылый дождь казался ей очень подходящим спутником в ее горе. Девушка сидела в оконной нише, опираясь спиной на подушки и время от времени перелистывая сонеты Шекспира, неизменно выискивая среди них самые печальные. За последние два месяца тетя Джозефина уже не раз бесцеремонно отбирала книгу, но Алисон удавалось вернуть ее дочери, так как она не желала отнимать у бедняжки и это слабое утешение. На первой странице еще можно было рассмотреть закапанную слезами расплывшуюся надпись: «Дорогой малышке Дженни от Марка. Читать не более одного сонета в день».
Чтобы не томить неизвестностью нашего читателя, вернемся на три месяца назад, в суетливые предновогодние дни, наполненные радостными хлопотами для всех, кроме семейства Браун.
Как ни стремилась Алисон оградить дочь, ей не удалось первой переговорить с Дженни о помолвке ее сестры. Мистер Фоксли сразу же после приснопамятного ужина устремился в дом своей невесты, чтобы с присущей ему скрупулезностью изложить все детали произошедшего в доме Рэдволлов. На беду Дженни, она задержалась у Сары Долни дольше, чем собиралась, так как больная подруга все не отпускала ее от себя, обещав позже отправить домой в карете.
– Дорогие дамы! Я рад, что вы обе здесь, так как мое известие касается в большей степени мисс Браун, – едва войдя в комнату Сары, начал мистер Фоксли.
При его внушительной фигуре и серьезных манерах, по правде говоря, как нельзя более подходящих к роли Мальволио, чем к должности мирового судьи, столько в них было напыщенности и искусственности, подобная торопливость речи и движений удивила даже его невесту, не говоря уже о Дженни, которая втайне не понимала, что могла хохотушка Сара найти в этом господине. Впрочем, вряд ли Саре с ее личиком озорного жеребенка удалось бы заполучить другого жениха, а целеустремленность молодого человека, чьи предки регулярно занимали высокие посты в графстве, позволяла надеяться на исполнение его планов и вознесение миссис Фоксли на небывалые высоты в обществе. Сейчас же Сара удивленно приподнялась на подушках и уставилась на жениха:
– Дорогой мистер Фоксли, что вы имеете нам сказать?
Дженни с не меньшим интересом поворотилась к вновь пришедшему, опасаясь, как бы мать Марка не запретила устраивать спектакль или не произошло другого несчастья, по разрушающей силе своей сопоставимого с отменой представления, в котором, по правде говоря, ей уже хотелось участвовать.
Не имея сил сдерживать рвущуюся наружу новость, а возможно, и опасаясь прибытия конкурентов, мистер Фоксли выпалил:
– Марк Рэдволл прилюдно сделал предложение мисс Полли вступить с ним в брак! Что вы скажете на это, кто бы мог ожидать такого?
Сара сдавленно пискнула, нервно смяв у шеи кружева своей ночной рубашки, и с испугом уставилась на Дженни. Как верная подруга, она скрывала от жениха подробности сердечных чувств мисс Браун и, будь у нее такая возможность, постаралась бы предупредить мистера Фоксли, чтобы он придержал свою новость, и как-то подготовить к ней Дженни.
Но известие обрушилось на нее так же стремительно, как и тремя часами ранее на гостей Рэдволлов, и сейчас мисс Долни в тревоге оборотилась к подруге, со страхом ожидая обморока, истерики или вообще смерти от разрыва сердца.
Дженни сидела в кресле у постели Сары, и это положение позволило ей не упасть от нанесенного удара. Она побледнела и откинулась на спинку кресла, в то время как дружеская рука Сары ободряюще сжала ее ладонь.
– Как вы сказали, мистер Фоксли? – слабым голосом спросила она.
– Я говорю – поздравляю вас, мисс Дженни, ваша сестра выходит замуж за Марка Рэдволла. Право же, удачная партия! Осмелюсь заметить, вашей семье очень повезло. Признаться, некоторые думали, что все могло сложиться немного иначе, учитывая вашу дружбу с мистером Рэдволлом… Но все вышло наилучшим образом, и ваша матушка, должно быть, счастлива необычайно, ведь она так близка со старой миссис Рэдволл!
Мистер Фоксли еще долго мог бы продолжать в том же духе, если бы Сара не прервала его:
– Дженни, дорогая моя, вы так побледнели, вам нехорошо?
Дженни на самом деле выглядела не лучшим образом, но Сара скорее преследовала цель прервать излияния жениха, так как не сомневалась, что мисс Браун очень и очень нехорошо. Одновременно она сильней сжала руку Дженни, пытаясь хоть как-то намекнуть ей о необходимости соблюдать приличия и втайне желая, чтоб мистер Фоксли провалился куда подальше со своей новостью.
