Анастасия Дробина - Грешные сестры
– Янина! Что происходит? Что за шум у тебя?
Первым вышел из столбняка Северьян. Котом взвившись на подоконник, он протянул Владимиру руку и коротко шепнул:
– Ваша милость, тикаем!
Владимир опомнился, вслед за Северьяном выскочил в окно, и они «потикали» – через черный, мокрый сад, через огороды, через темный, хоть глаза выколи, луг, через пустую дорогу… Владимир пришел в себя лишь на обрывистом берегу реки, споткнувшись и упав со всего размаху на мокрую траву.
– Целы, Владимир Дмитрич? – тут же послышался рядом знакомый шепот.
– Цел, – процедил он, вставая. И, размахнувшись, ударил Северьяна в лицо. И они, сцепившись, покатились по глинистому берегу.
Впоследствии Владимир был вынужден признаться самому себе: будь Северьян в настроении подраться, он с ним, пожалуй, не справился бы. Не помогли бы даже китайские приемы, которыми, хоть Владимир и научился кое-чему, Северьян все же владел не в пример лучше. Но Северьян лишь уклонялся от ударов и увещевающе шептал:
– Да уймитесь вы уже… Владимир Дмитрич, да что взбесились-то так? Я-то при чем, мое дело маленькое… Ежель барыне угодно, так как же нам противиться… Мы разумеем… А батюшка ваш ни сном ни духом… Вы-то как прознали? Да не лягайтесь вы, что ж такое… Я не человек, что ль?..
– Ты – человек?.. Сволочь! Скотина! Паскудная дрянь! – ругался сквозь зубы Владимир. – Да как тебе в голову пришло?! Видит бог, я тебя убью… Я убью тебя!
В конце концов Северьяну надоело. Он мощным ударом отбросил от себя Владимира, вскочил на ноги, вытер кровь в углу губ и зло сказал:
– Напрасно вы меня цапаете, Владимир Дмитрич. Вы с вашим папашей – люди благородные, вам невдомек, что молодая баба без путевого мужика киснуть будет, а мы такую субстанцию очень даже разумеем. И, как можем, способляем. Коли все довольны – чего чипаться? По-вашему, дело это – такой розе ранжирейной одной пропадать?
– Да как же одной, сукин сын?! – вспылил Владимир, тоже поднимаясь. – Как же одной, паршивец, когда я…
Он вовремя опомнился и не закончил фразы, но Северьян понял все с полуслова, и его глаза из узких сделались почти круглыми.
– Мать честная… – пробормотал он, поднимая руку к встрепанному затылку. – Так это что ж… Так это она и с вашей милостью?.. То-то ж я понять не мог, отчего у ней «бабские гости» кажные две недели…
Кровь бросилась в лицо Владимиру. Он тоже помнил эти милые, смущенные объяснения: «У каждой женщины, Володенька, бывают эти маленькие неприятности… Придется подождать несколько дней». Он стряхнул с колен грязь и налипшие листья, машинально одернул куртку и, отодвинув плечом Северьяна, пошел прочь.
Куда он направляется, Владимир не знал; ему даже в голову не пришло задуматься об этом. Несмотря на промозглый холод ночи и насквозь промокшую одежду, ему было жарко, по спине противными струйками бежал пот. Шагая вниз по берегу реки, сквозь шуршащие заросли камыша, где еще неделю назад он обнимал Янину, Владимир думал только об одном: сюда, в Раздольное, в дом отца, он не вернется никогда.
Он уже перешел мост и вышел на широкую пустую дорогу, когда сзади послышался негромкий голос:
– Владимир Дмитрич… Вы так до самого Смоленска изволите?..
– Пошел вон, – не оборачиваясь, сказал он.
– Воля ваша.
Не утерпев и через несколько шагов все-таки обернувшись, Владимир убедился, что Северьян действительно исчез. Почувствовав невероятное облегчение, Владимир плотнее запахнул на груди мокрую, грязную куртку и зашагал дальше.
Поздний холодный рассвет, неожиданно вывалившийся из низких туч и заливший сжатые поля блеклым светом, застал Владимира довольно далеко от дома. Он шел не останавливаясь всю ночь и только теперь почувствовал, каким чугуном налились ноги, как болит голова и как саднят приобретенные в драке ссадины. Он замедлил шаг; потом и вовсе остановился, сел на обочине, положил отяжелевшую голову на колени. Мыслей не было ни одной, только страшно, до тошноты, хотелось есть. Когда рядом послышались мягкие шаги, Владимир медленно поднял голову. Посмотрел на стоящего в двух шагах Северьяна, хрипло спросил:
– Не ушел, значит?
– Мне от вашей милости куда идти? – невесело усмехнулся Северьян. Он был весь синий от холода; его обнаженные плечи и торс были сплошь покрыты гусиной кожей. Несмотря на не пропавшее желание придушить этого мерзавца, Владимир все же передернул плечами при мысли о том, что Северьян всю ночь шел за ним в одних штанах и босиком. Не глядя, он сбросил куртку, бросил Северьяну. Тот поймал, натянул ее на себя. Через мгновение обрадовался:
– Так у вас же спички в кармане! И молчите!
Через полчаса в двух шагах от дороги пылал костер. Языки огня при сером свете дня казались прозрачными, воздух дрожал над ними. Владимир и Северьян сидели у огня и дружно стучали зубами. Мимо проезжала, скрипя колесами и осями, телега, груженная картошкой. Сидящий на картошке дедок в латаной кацавейке подозрительно посмотрел на двух жмущихся к огню бродяг, не узнав в одном из них раздольновского молодого барина. Неожиданно Северьян вскочил и сунул в рот два пальца. От оглушительного, с переливами, разбойничьего посвиста гнедая лошаденка заржала и помчалась рысью. Картошка посыпалась на дорогу, дед визгливо заматерился, но останавливать лошадь не стал, видя, что бродяги и моложе, и сильнее его. Когда задок телеги скрылся из виду, Северьян посмотрел на недоуменно разглядывающего его Владимира, рассмеялся, показав большие белые зубы, и пошел подбирать картошку. Ее затолкали в прогорающие угли, и через час десяток огромных черных клубней лежали, дымясь, во влажной траве, а еще через полчаса жизнь казалась Владимиру уже не такой безнадежной.
– Что делать будем, Владимир Дмитрич? – благодушно спросил Северьян, разваливаясь на траве и вытирая черную от сажи физиономию. – Вас в имении уже с фонарями обыскамшись, поди.
– Сейчас спать. А потом пойдем в Смоленск, – словно не услышав последней фразы, сказал Владимир.
– Да? И что делать там будем? – кисло поинтересовался Северьян. – У вас ни денег, ни паспорта даже. И польт у нас с вами один на двоих.
– Денег заработаем.
Северьян поморщился, но промолчал. Затем деловито предложил: он, Северьян, один возвращается в Раздольное и постарается «попереть» паспорт барина из кабинета генерала, а заодно оттуда же прихватит и денег. Но Владимир решительно отказался от такого предложения.
– Ложись спать, – повторил он. – А там видно будет.
Северьян вздохнул, пожал плечами и полез в скирду. Через несколько минут, доев картошку и затоптав угли, Владимир отправился за ним. А через два дня оба были в Смоленске, на базарной площади, где Северьян чувствовал себя как рыба в воде. Покрутившись по рядам, он исчез ненадолго из поля зрения Владимира, вернулся с еще горячим бубликом, разломил его пополам и, отмахнувшись от вопроса о способе приобретения бублика, объявил:
