Джулиана Грей - Неприступный герцог
— Не слышала о таком.
— Он был очень красив. Высок, силен и храбр. Приехал в Италию, чтобы изучать искусство.
— Самый настоящий средневековый принц. Как чудесно! Наверняка они с Леонорой влюбились друг в друга с первого взгляда! — воскликнула Абигайль.
Взгляд синьоры Морини просиял.
— О да! Любовь вспыхнула мгновенно. — Экономка щелкнула пальцами. — Они танцевали всю ночь напролет, не в силах отвести друг от друга взгляда. Все наблюдали за ними и были счастливы. Все, кроме…
— Старого развратника Монтеверди, полагаю. — Абигайль вздохнула. — Мужчины, мужчины…
Морини вскинула брови.
— Что такое развратник?
— Это мужчина, который… впрочем, не важно. Продолжайте. Подозреваю, Монтеверди прогнал молодого англичанина, запретил ему наносить визиты и заточил бедную Леонору в монастырь…
Глаза экономки округлились от удивления.
— Вы уже слышали эту историю?
— Мне подсказала интуиция.
— Только вот заключил он ее не в монастырь, — уточнила экономка, откидываясь на спинку стула, — а в замок. Вот в эти самые каменные стены. — И обвела помещение кухни рукой. — Так родной дом стал для Леоноры тюрьмой. Она не выходила на улицу и даже не покидала собственной комнаты. А синьор запер все двери, а сам сидел в библиотеке и пил вино и граппу…
— Постойте, постойте. — Абигайль со стуком поставила чашку на блюдце. — Ведь у него был еще сын? Неужели он совсем о нем не заботился?
Экономка посмотрела на собственные руки, лежащие на поверхности стола, точно два веера.
— Молодой Монтеверди ничем не отличался от своих сверстников. Он был силен и храбр, постигал науки со своими учителями. Его отправили во Флоренцию. И он очень любил свою сестру.
— Как он, должно быть, ужасно себя чувствовал.
— Он попытался уговорить отца дать согласие на брак. Он ведь очень дружил с тем молодым английским господином.
— Затруднительная ситуация.
— Однако надежды не было. Синьорина оказалась пленницей, а англичанин пребывал в отчаянии и сходил с ума от любви к ней. Он переоделся крестьянином, снял домик в деревне и следил за замком день и ночь. Однажды он познакомился со служанкой синьорины и упросил ее помочь. — Экономка взяла чайник и вновь наполнила чашку Абигайль. — Служанка согласилась передать записку для синьорины.
— Какая отважная! Помогала влюбленным вести тайную переписку! О, как чудесно! — воскликнула Абигайль. — Так Леонора получила записку, или ее отец выследил служанку?
— Получила и была очень счастлива! Она осушила слезы и написала английскому лорду ответ. Она решила поменяться со своей служанкой одеждой и встретиться со своим возлюбленным под покровом ночи, пока весь замок спит.
— О Господи! Ни слова больше, Морини. Пощадите мои уши девственницы. — Абигайль сделала паузу. — Так они встретились?
— Si, синьорина. Любовь найдет дорогу. Они встречались всю весну до самого июня. А потом синьорина, бедная Леонора, обнаружила… — Голос экономки сорвался, и она посмотрела на свои руки.
— Что Коппербридж ухаживает за другой девушкой? Пьет в сельской таверне ночами напролет и проигрывает свое состояние?
— Что она беременна, — прошептала Морини.
— О… — Никогда не красневшая Абигайль вдруг ощутила, как по ее лицу расползается предательское тепло. — Ну да… Результат встреч под луной.
— Леонора не хотела говорить своему возлюбленному о ребенке. Но служанка очень за нее волновалась и написала записку. Англичанин прочитал и решил, что с него хватит и он забирает Леонору с собой. Что они сбегут вместе. Он придет к замку в полночь, когда все в замке и деревне будут отмечать праздник, и заберет ее.
— О Господи, я сейчас в обморок упаду, — выдохнула Абигайль. — Так побег им удался?
Экономка встала со стула, взяла кочергу и поворошила угли.
— Синьорина нарядилась служанкой и надела маску. Служанка же стащила ключ, отперла комнату своей госпожи и выпустила ее из замка, как делала всю весну. Леонора во дворе ждала своего английского лорда. Она была счастлива и в то же время печальна. Она любила своего англичанина, но сердце болело за отца, который тоже ее любил. Ведь ей предстояло опозорить его, и потому сердце разрывалось от тоски.
— Видит Бог, она лучше меня. Я бы на ее месте уже ткнула кинжал ему меж ребер, — сказала Абигайль.
— Наконец англичанин пришел за ней. Она сказала, что хочет попрощаться с отцом. Англичанин же считал, что в таком случае отец не отпустит ее. В этот момент во двор выбежала служанка и сообщила, что нужно поторопиться, потому что синьор Монтеверди вот-вот придет. Она умоляла поторопиться. — Экономка поставила кочергу на место и посмотрела на тлеющие угли. — Но было слишком поздно.
— Ну конечно. А зачем они медлили? О чем только думали?!
— Когда синьор Монтеверди выбежал во двор и увидел влюбленных, он начал кричать на англичанина, назвал его собакой. Синьор собирался позвать стражу и заключить англичанина в тюрьму. Тот ответил, что он не преступник, и если синьор хочет выяснить отношения, пусть вызывает его на дуэль.
— Весьма в духе времени.
— Синьорина Леонора пыталась их остановить, заламывала руки, умоляла. Она не могла допустить, чтобы любимый сражался на дуэли с ее отцом. Но синьор Монтеверди начал обзывать Леонору всякими непристойными и оскорбительными словами. И тогда английский лорд… он… — Морини покачала головой. — Он сказал синьору Монтеверди, что его дочь ангел, спустившийся с небес. Что она чиста, а вся вина лежит на нем. Потом вытащил пистолет, бросил его на землю, прямо на камни двора, и сказал, что синьор может делать с ним, что хочет. — Экономка кивнула.
— А вот это, с его стороны, было очень глупо, — заметила Абигайль. — Как бы он смог помочь Леоноре без пистолета?
— Он хотел поступить по закону чести. Принести себя в жертву ради любимой. И знаете, что случилось?
— Что-то ужасное, не сомневаюсь.
— Пистолет выстрелил. Он ударился о землю и выстрелил прямо в грудь старому синьору. — Экономка сложила пальцы, изображая пистолет, и сделала вид, что стреляет.
— Что? Этого не может быть! — Абигайль вскочила со стула.
— Нет, синьорина, может! Синьор Монтеверди упал на землю с криком, что его убили. Он умирал. Но перед тем как испустить последний вздох, он проклял бедную синьорину, мою несчастную Леонору, свою дочь, и английского лорда. Он сказал, что они никогда больше не узнают истинной любви и не освободятся от проклятия до тех пор, пока его душа не будет отомщена.
Лицо экономки покрыл румянец, глаза блестели, а пальцы сжались в кулаки. Угли сочувственно затрещали у нее за спиной.
