Анна Рэндол - Грехи негодяя

Клейтон в ярости уставился на полицейского.

– Ты ударил ее?! – прорычал он. О чем, черт возьми, она думала? С какой стати решила его защитить? Она же всегда отступала в сторону!

Впрочем, это было не так. Он вспомнил, как удержал ее, не дав броситься в погоню за его матерью, когда та вернулась домой, а месяц спустя опять сбежала.

– Она сама подставила руку, – ответил полицейский. – Я только хотел сказать вам, что хорошо бы перейти в другое место… сэр. – Молодой человек провел ладонью по чисто выбритому подбородку и внимательно всмотрелся в лицо англичанина.

Клейтон забыл, что следовало перейти с вульгарного русского на обычный. Он не мог припомнить, когда еще выходил из образа, выполняя задание. Мэдлин и Йен подняли бы его на смех.

Клейтон проклинал свою самонадеянность. Следовало довериться первому же полицейскому – любой из них мог бы передать послание. Так нет, он не смог противостоять искушению. Очень уж хотелось поставить в тупик полицейского министра, появившись в Санкт-Петербурге ниоткуда.

Надменно вскинув подбородок, Клейтон заявил:

– Я барон Дмитрий Комаров, и мне не нравится, когда нападают на моих людей.

Полицейский в смущении попятился.

– Но тут публичное место… И существуют определенные правила… – Клейтон усмехнулся, а полицейский продолжал: – Возможно, если вы поговорите с…

– Нет! Если полицейский министр захочет со мной поговорить, то сможет найти меня в доме княгини Катерины Петровой.

Полицейский вздрогнул.

– Не думаю, что стоит из-за этого дела беспокоить министра.

– Поверьте мне, он захочет все узнать. – Клейтон по-хозяйски обнял Оливию за плечи и повел прочь.

– О!.. – воскликнула она, прижимаясь к своему спутнику.

Клейтон видел сейчас только ее глаза – она уткнулась подбородком в шарф.

– Ты не пострадала? – спросил он. Проклятие! Ему было необходимо увидеть ее лицо!

– Ты положил шарик в мой валенок, – сказала она неожиданно.

– Да, верно. Это изменит походку. Нас не должны узнать.

– Ты бы мог сказать, чтобы я прихрамывала.

– Если ничего не мешает, постоянно хромать невозможно. Или просто забудешь, на какую ногу хромать.

Не выдержав, Клейтон сдвинул шарф с ее лица. И почему-то это его прикосновение показалось ей, на удивление, интимным.

– Как твоя рука? – спросил он.

Оливия отвернулась.

– Несколько синяков больше, несколько меньше – какая разница?

Интересно, почему у него вдруг так защемило сердце? Он ведь годами принимал удары, предназначавшиеся Мэдлин, а та делала то же самое. Но с другой стороны, Мэдлин была его соратником по оружию, его другом. А Оливия – ни то ни другое.

И она стонала, когда он к ней прикасался. И еще от нее пахло медом и розами. Но Оливия не отступила, не спряталась. И она умела, как никто другой, заставлять его смеяться.

Клейтон вывел ее на улицу через другой выход и подозвал проезжавшие мимо дрожки. Кучер был в таком огромном тулупе, что казался сказочным великаном. Клейтон несколько минут поторговался, потом наконец положил две серебряные монеты на широкую ладонь мужика.

– К дому княгини Катерины Петровой, – приказал он.

Колеса дрожек несколько раз провернулись в снегу, после чего коляска поехала. Оливия изо всех сил вцепилась в узкую деревянную скамью, чтобы не упасть.

– Мы на самом деле туда едем? Я думала, что это твоя очередная уловка.

– К сожалению, нет.

– К сожалению?

– Дело в том, что я убил ее мужа. Сомневаюсь, что она об этом забыла и простила.

Глава 11

Оливия не могла сказать точно, какой представляла княгиню Катю. Возможно, величавой царственной особой, возможно, юной светловолосой девушкой с непослушными кудряшками.

Женщина, которая шла – нет, не шла, плыла по коридору, – эта женщина оказалась изящной, грациозной, и она была всего на несколько лет старше Оливии. Яркие рыжие волосы пышными волнами падали на спину и на плечи. На ней были желтовато-коричневые бриджи, свободная белая рубашка и длинная изумрудно-зеленая безрукавка.

По-английски она говорила с резким акцентом.

– Барон Комаров? – Дама подняла руку, и тут Оливия вдруг заметила у нее в руке небольшой пистолет, из которого она целилась в сердце барона.

– Клейтон!.. – вскрикнула Оливия.

Он толкнул ее себе за спину как раз в тот момент, когда пистолет выстрелил. В воздухе запахло дымом и серой. Откуда-то посыпалась штукатурка. Штукатурка? Оказалось, что княгиня в последний момент выстрелила в потолок.

– Я тоже рад видеть тебя, Катя.

Княгиня подбоченилась свободной рукой и устремила на Клейтона горящий взгляд. Потом покосилась на Оливию.

– Простите, что испугала вас, дорогая. Но ты!.. – Она махнула пистолетом в сторону Клейтона. – Шесть месяцев! Шесть долгих месяцев!..

Клейтон протянул ей руку.

– По-моему, этот разговор следует продолжить в другом месте. – Он указал на сбежавшихся слуг.

Княгиня поджала губы и жестом предложила им пройти в ближайшую гостиную. Указав Оливии на кресло, она вежливо поинтересовалась:

– Могу я предложить вам чаю? Или кофе?

Оливия покачала головой:

– Нет, благодарю.

Княгиня с громким стуком захлопнула дверь и закричала:

– Ты бездушный монстр! Ты позволил мне думать, что он мертв! Я оплакивала его! Горевала! Но тебе такие чувства, по всей видимости, не знакомы.

Клейтон стоял у стены, заложив руки за спину и не выражая совершенно никаких эмоций.

Оливия же не смогла промолчать.

– Он не монстр! – заявила она.

Хозяйка и Клейтон с удивлением посмотрели на нее.

Оливия и сама себе удивилась. Очевидно, старые привычки неискоренимы. Она никогда и никому не позволяла говорить плохо о Клейтоне.

– Возможно, нам следует познакомиться, – с напряженным выражением лица проговорила княгиня.

Оливия встала.

– Оливия Свифт, – представилась она, прежде чем сообразила, что не следовало называть свое настоящее имя.

Княгиня скрестила руки на груди.

– Не знаю, что вы тут делаете с этим человеком, но позвольте вам сказать: я однажды доверилась ему, а он мне солгал.

Клейтон в упор взглянул на княгиню:

– Его дядя и полицейский министр должны были поверить в его смерть. Твоя боль была способом повышения достоверности картины.

Княгиня сжала кулаки.

– А я тебе доверяла!