Барабаны осени - Диана Гэблдон
Его разбудили крики и громкий топот. Он вскочил и кувырком отлетел от костра, отчаянно озираясь в поисках хоть какого-нибудь оружия.
Шкура на двери поднялась, и в хижину швырнули обнаженное тело священника. Снаружи все затихло. Александр пошевелился и застонал.
Густо пахло свежей кровью; этот запах горячей меди Роджер помнил по недавней охоте на лося.
— Вы ранены? Что с вами сделали?..
Роджер перевернул священника и увидел, что лицо и шея залиты вязкой кровью. В поисках раны он раздвинул спутанные волосы… Правого уха не было; его срезали чем-то острым вместе с внушительным лоскутом кожи над челюстью.
Нервно сглотнув, Роджер прижал к кровящей ране обрывки сутаны, подтащил священника ближе к огню и укрыл его шкурами и оставшейся одеждой.
Тот негромко застонал. Роджер умыл ему лицо и заставил выпить немного воды.
— Все хорошо, — бормотал он, не зная, слышит ли Александр. — Все будет хорошо, они вас не убьют.
А может, пусть лучше убили бы… Что значит отрезанное ухо — просто предупреждение или прелюдия к грядущим пыткам?
Костер прогорел, в тусклом сиянии углей кровь казалась черной.
Отец Александр то и дело дергался, тревожа рану. Уснуть он не мог. Не спал и Роджер, зная, что священнику каждая минута кажется вечностью.
Он клял себя за беспомощность, потому что даже на мгновение не мог успокоить чужие страдания. И дело было не только в сочувствии — от тихих стонов в темноте Роджера охватывал ужас. Если бы священник заснул, он, возможно, сумел бы немного успокоиться.
Наверное, впервые Роджер понял, что заставляло Клэр Рэндалл выходить на поля сражений и залечивать раны воинов: облегчать чужую боль — все равно что унимать свой собственный страх перед смертью…
Наконец, не в силах больше выносить невнятное бормотание, перемежаемое молитвой Всевышнему, Роджер лег рядом со священником и обхватил его руками.
— Шшш, — пробормотал он в уцелевшее ухо. — Успокойтесь. Отдохните.
От холода и боли священник содрогался всем тощим телом. Роджер растер ему спину, провел ладонями по застывшим конечностям и укрыл их шкурами.
— Все будет хорошо. — Роджер говорил по-английски: слова сейчас были не важны. — Слышите меня? Все в порядке.
Он успокаивал не только священника, но и себя самого: обнимать голого мужчину было довольно неприятно… хоть и не столь странно, как могло бы показаться.
Священник цеплялся за него, вжимаясь лбом в плечо. Роджер чувствовал, как по его груди катятся слезы. Он снова принялся растирать Александру костлявую спину, стараясь думать лишь о том, что надо унять его дрожь.
— Представим, что ты собака. Забитая отощавшая дворняжка. Тогда я запросто мог бы тебя погладить. Хотя, наверное, не стал бы… Скорее позвонил в чертову службу отлова животных.
Он провел рукой по затылку Александра и запоздало ужаснулся, что заденет жуткую рану. Волосы священника слиплись от пота, хотя плечи и грудь были холоднее льда.
— Нельзя так обращаться с собакой, — шептал Роджер. — Гребаные дикари. Надо бы натравить на них полицию. Отослать фотографии их зверств в «Таймс». Нажаловаться властям.
Роджера трясло от нервного смеха. Он покрепче обхватил отца Александра, убаюкивая его в объятиях.
— Отдохните, друг мой. Все хорошо, все обязательно будет хорошо.
Глава 55
В плену, часть вторая
Поместье «Горная река»,
март 1770 года
Брианна провела мокрой кистью по краю палитры, снимая излишки скипидара, потом самым кончиком зачерпнула виридианово-кобальтовой краски и добавила тонкий штрих к тени над рекой.
За спиной послышались шаги, кто-то шел со стороны дома. Она узнала эту неровную двойную походку — по ее душу явился Смертоносный Дуэт. Брианне по-глупому захотелось схватить влажный холст и спрятать его за склепом Гектора Кэмерона. Против самой Иокасты она ничего не имела; та часто приходила посидеть с ней, пока Брианна рисовала. Они обсуждали разные техники смешивания красок и прочие нюансы живописи. Брианне даже нравилась компания тетушки и ее задушевные рассказы о юности в Шотландии, о бабушке Эллен и прочих Маккензи из Леоха. Однако когда Иокасту сопровождал ее верный Пес-Поводырь…
— Доброе утро, племянница! Ты не замерзла?
Сама закутанная в длинный плащ, Иокаста улыбнулась Брианне.
— Нет, все хорошо. Стены… склепа закрывают меня от ветра. Впрочем, я уже все.
На самом деле картина вовсе не была закончена, однако Брианна опустила кисть в баночку со скипидаром и принялась чистить палитру. Будь она проклята, если станет рисовать, когда Улисс за спиной комментирует вслух каждый мазок.
— О, правда? Тогда оставь вещи здесь, Улисс сам отнесет их в дом.
Неохотно отойдя от мольберта, Брианна все же взяла альбом с набросками и сунула его под мышку. Она ни за что не оставит свои эскизы мистеру Везде Сую Свой Нос.
— У нас сегодня гости, — сообщила Иокаста, идя с ней под руку к дому. — Судья Элдердайс из Кросс-Крика и его матушка. Я подумала, ты захочешь переодеться к обеду.
Брианна закусила изнутри щеку, чтобы не съязвить в ответ. Опять визитеры…
Конечно же, отказаться нельзя: надо привечать тетушкиных гостей и переодеваться ради них к столу… Однако лучше бы тетушка не была столь общительной. Поток гостей не иссякал: они заявлялись на обед, к чаю, поужинать, а то и вовсе переночевать, позавтракать с хозяйкой, купить лошадей, продать коров, сторговать лес, одолжить книгу, передать подарки, помузицировать… Они приезжали с соседних плантаций, из Кросс-Крика, даже из Идингтона и Нью-Берна.
Тетушкин круг знакомств потрясал воображение. Правда, Брианна заметила, что последнее время та все чаще приглашала в свой дом мужчин — причем холостых. Опасения подтвердила и Федра, как обычно, без умолку болтавшая во время утреннего туалета.
— В колониях мало незамужних женщин, — пояснила она, когда Брианна вскользь намекнула на странное совпадение. Федра бросила взгляд на животик, заметно проступавший под свободным муслиновым платьем. — К тому же молодых. Не говоря уж о наследнице, которой достанется «Горная река».
— Что достанется?.. — замерла Брианна, потрясенно глядя на горничную.
Распахнув глаза, Федра прижала к губам тонкую руку.
— О, так тетушка вам не сказала?! Я была уверена, что вы знаете, иначе ни за что бы рот не открыла…
— Раз проболталась, признавайся во всем. Что ты имела в виду?
Федра, прирожденная сплетница, не заставила себя упрашивать.
— Как только ваш батюшка уехал, и недели не прошло, как мисс Ио послала за судьей Форбсом и изменила завещание. Когда она умрет, вашему батюшке достанутся кое-какие деньги, мистеру Фаркуа и другим близким друзьям — некоторые памятные вещи, а остальное будет вашим. Плантация, лесопильня…
— Но мне они не нужны!
Федра скептически
