Сычев К. В. - Роман Брянский
Говоря так, Ногай постоянно выплевывал изо рта куски запекшейся крови.
– А нужен ли этот курултай? – насмешливо спросил ордынский хан, глядя на товарищей. – Мы все решим и без курултая!
– Я подозреваю, что ты прибыл по жалобе Тохтэ, не так ли, почтенный? – улыбнулся его брат Кунчек. – Пусть тогда приходит сюда…Мы с ним здесь и помиримся!
– Пусть придет, – поддакнул царевич Алгу, – а не прячется в великой степи!
И они дружно рассмеялись.
– Зачем вы так, дети мои? – грустно сказал Ногай и плюнул под ноги большим куском слипшейся крови. – Ваше веселье тут неуместно! Уже с древних времен так повелось, что государь всегда думает о пользе как себе, так и всему своему народу,…– И он погрузился в длинные, нудные рассуждения.
Хан Тула-Бука и царевичи едва выдерживали поучения старого воина и с улыбками переглядывались.
– Эх, только бы поскорей этот старый дурень замолчал, брат мой, – прошептал Тогрыл. – Нет силы терпеть эту чушь!
– Помолчи, брат, – толкнул его в бок хан Тула-Бука. – Зачем нам ссориться с матерями? Нам уже не долго осталось мучиться…
Действительно, жить им осталось совсем недолго. Еще несколько слов Ногая, и в гостевую юрту ворвались рослые, сильные татарские воины.
– Что такое?! – только и успел крикнуть молодой ордынский хан.
Здоровенные татары набросились по трое на каждого из Ногаевых гостей и в один миг приставили их пятки к затылкам. Ужасный хруст и дикий вой едва ли не одновременно потрясли гостевую юрту.
Вслед за палачами в помещение быстро вошли красивый молодой татарин и Ногаев советник Угэчи.
– Благодарю тебя, мой славный Ногай, – весело сказал вошедший и обнял вставшего со скамьи старого темника. – Если бы не ты, мне бы не жить! Будь же мне теперь за отца!
– Хорошо, сынок, – улыбнулся Ногай. – Вот ты и великий ордынский хан! А теперь прощай и не забывай о моем благодеянии!
– Ты уже уходишь, батюшка?! – вскричал расстроенный Тохтэ. – А как же пир и ханские почести?
– Этого мне не надо, сынок, – покачал головой Ногай. – Уже хорошо то, что ты умертвил этих злодеев по нашему обычаю, без пролития крови…Это правильно! Зачем лишать людей царского рода посмертной жизни? Прощай, сынок!
– А как же я, государь? – Перед ним остановился Угэчи. – Ты возьмешь меня с собой?
– А ты, мой верный Угэчи, выбирай сам, – грустно сказал Ногай. – Если хочешь тут жить – оставайся! А если надумаешь назад ко мне – с радостью тебя приму…А твою матушку, всех женок и детей я сразу же к тебе пришлю…
– Да благословит тебя Аллах! – весело сказал Угэчи. – Тогда я буду здесь, мой повелитель!
– Я не оставлю нашего славного Угэчи! – громко сказал Тохтэ. – Пусть он станет моим советником, как его славный батюшка у покойных государей!
Ногай кивнул головой царевичу, тот ответил ему тем же, и великий ордынский временщик поспешно вышел из юрты, уже не гостевой, а скорее скорбной.
– Быстро вперед, мои люди! – приказал он стоявшим вокруг юрты воинам, резво вскочил на коня и, забыв про свою болезнь, стремительно поскакал к переправе через Волгу.
Когда Ногай вернулся в свое кочевье, его уже поджидал прибывший накануне со своими людьми брянский князь Роман, который, после того, как татарский темник отдохнул, попросился к нему на беседу.
– Вот и ты, Ромэнэ, – весело сказал Ногай, окидывая взглядом сгорбившуюся, но все еще величественную, фигуру русского князя. – Это хорошо! Ты готов к свадьбе моей дочери?
– Готов, государь, – кивнул головой Роман Михайлович. – Я привез богатые подарки!
– Ну, тогда, коназ, завтра же вечером сыграем свадьбу! – улыбнулся Ногай. – Пусть мои люди примут твои подарки…А ты привез «выход»?
– Привез и «выход», государь, – бодро сказал князь Роман. – Тогда прикажи, чтобы славный Угэчи принял все богатства.
– Я пошлю к твоим арбам своего человека, Ромэнэ, – кивнул головой Ногай, нахмурив брови. – У меня уже нет Угэчи. Мой верный слуга остался в Сарае у нового молодого хана!
– Нового хана? – удивился князь Роман.
– Да, Ромэнэ, – кивнул головой великий полководец. – Я расправился с тем бестолковым Тула-Букой и всеми его братьями! Это им за непризнание меня старшим во всей Орде! Пусть теперь правит Сараем молодой Тохтэ…
– Вот уж дела, – пробормотал князь Роман, наклонив голову.
– Попей-ка, Ромэнэ, моего кумыса! – хлопнул в ладоши Ногай. – А там – иди к себе и готовься к свадьбе!
Вернувшись от Ногая в свой большой уютный шатер, Роман Михайлович посидел немного в плетеном кресле, а затем подозвал к себе слугу.
– Что-то мне сегодня не можется, Злотко, – сказал он молодцу. – Раздевай-ка меня, да я лягу на топчан. – И он медленно, кряхтя, взгромоздился на свою лежанку и, отвернувшись к стене, замер, тяжело дыша…
Злотко постоял, посмотрел на князя и вышел из шатра.
– Пойду-ка я к Добру Ефимычу, – сказал он, почесывая свою лысоватую голову, стоявшим у входа стражникам из княжеской дружины, – и поговорю с ним: меня гложет тревога.
– Что ты, Злотко? – спросил княжеского слугу сидевший на дубовой скамье у своего шатра воевода. – Я нужен князю?
– То и тревожно, что князь не позвал тебя, Добр Ефимыч! – сказал обеспокоенный княжеский слуга. – Не успел наш князь придти от татарского царя, как сразу же залег и так шумно задышал! Может, заболел? Не послать ли, батюшка, за Велемилом?
– Видно, устал наш славный князь, сынок, – улыбнулся воевода. – Такие теперь наши годы: осталось только сопеть! Тогда иди, сынок, в шатер нашего великого князя и храни его покой. Зачем тебе лекарь? Князь ведь ничего тебе не говорил о своем здоровье?
– Не говорил, батюшка, – пробормотал Злотко. – Ладно, тогда пойду: утро вечера мудренее!
Однако наутро, едва забрезжил рассвет, Злотко прибежал к шатру воеводы и, ворвавшись без дозволения внутрь, громко крикнул: – Вставай же, Добр Ефимыч! У нас огромное, непоправимое горе!
– Что такое? – подскочил со своего топчана брянский воевода. – Неужели…наш любимый князь?
– Да, воеводушка! – рыдал, не стесняясь, молодой слуга. – Больше нет нашего великого князя!
– Да как же, да если…, – пробормотал старый воин и сморщился в плаче. – Меркнет для меня белый свет!
– Закатилось наше красное солнышко! – завопили сбежавшиеся на крики княжеские дружинники. – Нам больше не нужна эта жизнь без нашего славного батюшки!
