Анатомия любви - Дана Шварц
– Что ж, приступим.
13
– Женская анатомия, – заговорил доктор Стрейн, глядя прямо на Хейзел, – это странный зверь. Эта женщина – повешенная вчера, в одиннадцать часов, на Грассмаркет-сквер, за убийство одного из постояльцев ее гостиницы. На вид она слишком мала и слаба, чтобы совершить что-то подобное.
Несколько парней в классе рассмеялись. Но не Хейзел.
Доктор Стрейн вытер скальпель о камзол.
– Мое имя, – представился он, – доктор Эдмунд Стрейн. Я буду вести анатомическую часть вашего курса, начиная с сегодняшнего занятия. Доктор Бичем, человек известный, с хорошими связями, предпочитает оставлять эту часть курса мне. Как вы могли уже заметить, Бичем не из тех, кто любит пачкать руки. – Стрейн поднял одну руку, изобразив, что надевает перчатку. – К тому же представьте, как нелегко втиснуть занятия со студентами в расписание, если оно забито приглашениями на чай и выдачей автографов. Но неважно. Как я уже сказал, пришло вам время изучать анатомию.
Трапп усмехнулся.
– Мы и так уже неплохо поизучали анатомию, – сказал он.
Доктор Стрейн почти улыбнулся.
– Нет, – возразил он. – Вы изучали теорию. Доктор Бичем – великолепный терапевт и одаренный ученый. Но, боюсь, Бичем так и не смог овладеть хирургическим искусством в той же мере, что и я. Да, это искусство, мистер Трапп, понимание, что тело – это в равной степени плоть и сосуд для бессмертной души, умение почувствовать его под ножом… – Здоровый глаз Стрейна затянуло задумчивой дымкой, но тут он тряхнул головой и снова уставился на студентов. – Да, еще, доктор Бичем так привык к уютным гостиным лордов и джентльменов, что не желает портить костюм трупной вонью, – с усмешкой выдал он. – Все это к тому, что дважды в неделю, по вторникам и четвергам, я буду читать вам лекции по анатомии. Доктор Бичем на своих занятиях будет рассказывать о способах лечения и лекарственных средствах. Будьте готовы к тому, что меня не так просто впечатлить, как моего уважаемого коллегу. И уверяю вас, то, что я дам в лекциях, является неотъемлемой частью врачебного экзамена в конце семестра. Поэтому обращаюсь к тем, у кого есть хоть малейшая надежда на успех: будьте очень внимательны.
Без дальнейших церемоний доктор Стрейн воткнул скальпель в тело мертвой женщины на столе и сделал разрез от грудины до пупка.
В классе всегда чувствовался отчетливый душок: засохшей крови, железа, загадочных жидкостей для консервации, налитых в банки с образцами, которые выстроились вдоль стен. Но после первого же разреза Стрейна в воздух поднялась волна ужасной вони. Нескольких студентов заметно тошнило, но Хейзел удалось сглотнуть желчь, подступившую к горлу.
– Вы, там, – позвал Стрейн Гилберта Берджесса, ткнув в его сторону измазанным в крови скальпелем. – Имя.
– Гилберт Берджесс, сэр, – ответил тот. Парень определенно позеленел.
– Сколько камер в сердце, Гилберт Берджесс?
Берджесс вздрогнул. Хейзел была уверена, что, если бы спрашивал Бичем, он бы ответил без запинки. Но что-то в Стрейне – то ли повязка, то ли плащ, то ли сурово сжатый рот – наводило ужас.
– Э-э… шесть, сэр? – даже не сказал, а скорее пискнул Берджесс.
Стрейн стукнул тростью об пол с такой силой, что тот содрогнулся.
– Кто знает? Поднимайте руки, не стесняйтесь. Вы, там.
Он указал прямо на Хейзел, которая с удивлением смотрела на собственную руку, без всякого ее участия взметнувшуюся вверх.
– Джордж, – тихо сказала она. – Джордж Хейзелтон, сэр. Ответ – четыре, сэр. Правое предсердие, левое предсердие, правый желудочек и левый желудочек.
– Верно, – процедил Стрейн сквозь стиснутые зубы. – Что ж, продолжайте, мистер Хейзелтон. Назовите четыре клапана сердца.
Хейзел прикрыла глаза и постаралась припомнить схему со страниц «Трактата доктора Бичема».
– Аортальный клапан, сэр. Трикуспидальный клапан. Легочный клапан и… и митральный клапан. – Она улыбнулась, чувствуя, как облегчение затапливает тело.
– Очень хорошо, мистер Хейзелтон, – спокойно произнес Стрейн, хотя в тоне его слышалась насмешка. – Пожалуйста, встаньте и пройдите в начало класса.
Ноги Хейзел повиновались, и она вышла в начало класса и остановилась так близко к Стрейну, что почувствовала идущий от того запах портвейна и чего-то кислого вроде испортившихся лимонов.
– Доставайте сердце, мистер Хейзелтон.
Хейзел тяжело сглотнула, задержала дыхание и выполнила приказ, стараясь не смотреть на лицо женщины, в чьем теле копалась ее рука. Наконец она вытащила сердце, которое оказалось тяжелее, чем она ожидала, и было покрыто холодной вязкой слизью.
– А теперь, – сказал Стрейн, – покажите нам клапаны, которые только что назвали.
Хейзел взглянула на сердце, этот незнакомый кусочек плоти черно-фиолетового цвета. Оно имело странную форму, несимметричную, было толще с одной стороны, к тому же половина была закрыта какой-то толстой белесой бляшкой. Все это настолько не походило на аккуратную картинку из учебника Хейзел, что она с уверенностью не могла сказать даже, где тут верхняя часть.
– Не могу, сэр, – призналась она наконец.
– Вы не можете? – переспросил Стрейн с неприятными нотками в голосе. – Но вы ведь так уверенно называли их с места!
– На самом деле оно выглядит совсем по-другому, сэр.
– Где желчный пузырь, мистер Хейзелтон?
Хейзел вгляделась в мешанину органов перед собой. Красные и пурпурные, раздутые, прижатые друг к другу, все они казались странными и незнакомыми. Вот это желудок, его она узнала… а это толстая кишка. И легкие. А вот более мелкие органы словно потерялись в море гниющей плоти, раздутой от газов разложения. У Хейзел все поплыло перед глазами и дыхание перехватило.
– Не могу сказать точно, сэр.
– Тогда давайте что-нибудь попроще? Печень.
Хейзел заставила себя посмотреть на вскрытый живот трупа, но в том месте, где, по ее мнению, должна была находиться печень, оказалось что-то другое – возможно, тонкая кишка? – и больше ничего даже близко похожего. Она стояла, молча уставившись вниз, пока по классу не прокатилась волна смешков. Внезапно ее накрыло осознанием, что все смотрят на нее.
– Я не знаю, – наконец тихо произнесла она.
– Садитесь, мистер Хейзелтон.
Щеки Хейзел пылали, когда она шла на место.
– Пусть это будет всем вам уроком, – провозгласил Стрейн, не сводя глаз с Хейзел. – То, что вы читаете в книгах, поможет вам пустить пыль в глаза на занятиях, но мало чем сможет помочь в настоящей работе с телом. Вы полагаете, что и оперировать будете по рисункам из книг, мистер Хейзелтон?
– Нет, сэр, – пробормотала Хейзел.
Стрейн скривил тонкие губы. Оставшуюся часть лекции он на Хейзел не смотрел. К тому времени, как село солнце и Стрейн все-таки отпустил их, у Хейзел голова раскалывалась от необходимости писать достаточно быстро, чтобы поспевать за его диктовкой. Хейзел взяла тетрадь и встала, собираясь идти
