Маргарет Пембертон - Цветок на ветру
Она нежно поцеловала его в щеку. Он сжал ее руки.
– Рад видеть, что тебе намного лучше, дорогое дитя. Мы очень волновались, но доктор Фицпатрик сказал, что ты всего лишь нуждаешься в отдыхе.
– И был прав, – кивнула Оливия и повернулась к Филиппу.
– Оливия! – Голос его был нежен, в глазах плескалось сочувствие. – Клянусь жизнью, что негодяи, причинившие тебе столько зла, будут пойманы и повешены.
Оливия молча смотрела, как он сжимает ее руку и подносит к губам.
– Думаю, Филипп, вам придется нелегко, – заметила она, и что-то в ее голосе заставило дядю резко вскинуть голову. – «Боксеры» все на одно лицо.
– Ваша тетя сообщила, что вчера днем вас едва не покалечили на улице, – продолжал Филипп, не обратив внимания на ее холодный тон. – Что случилось? Надеюсь, вы уже поправились?
Он осторожно подвел ее к стулу.
– О да, благодарю, – ответила она, садясь и глядя на жениха так, словно видела впервые.
Блестящие светлые волосы. Сияющие голубые глаза. Ни упрямство, ни суровость не портят классические черты. Элегантные усики. Великолепные манеры.
Он стоял так близко, что Оливия ощущала запах крахмала от его модной вечерней, отделанной кружевами сорочки. Сладкий аромат его любимого одеколона. Да, красив, очарователен, обходителен. Но она знала, что больше никогда не захочет оставаться с ним в одной комнате, говорить с ним или даже здороваться, когда их экипажи встретятся на мостовой.
Его красота и обаяние поверхностны. Под этой маской прячется другой Филипп. Филипп, с которым она не желает общаться, а тем более становиться его женой.
– Жаль, меня там не было! – горячо воскликнул Филипп, встав на одно колено. – Если бы кто-то коснулся волоса на вашей голове, я бы высек негодяя до полусмерти!
Как ни странно, она поверила ему. И все же он ничуть не сострадал китаянке, которую его носилки сбили на землю, под конские копыта.
Его ногти так ухожены, руки так белы и мягки!
Она вздрогнула, вспомнив руки Лыоиса, большие и сильные.
Чресла Филиппа обдало волной жара. Оливия изменилась, хотя он не понимал как. Она всегда была прелестна. Теперь же стала красавицей. Появилась в ней некая уверенность. Уравновешенность. И манера держаться тоже была новой.
В мягких темных, уложенных узлом волосах, украшенных китайскими гребнями слоновой кости, играли отблески золотистого света, и эта простая прическа показалась ему невыразимо чувственной. На тонком овальном лице сияли огромные светло-голубые, обрамленные густыми ресницами глаза. До отъезда в Северные холмы она всегда смотрела на него с обожанием. Теперь же в этих голубых озерах появились новые глубины. То, чего он не понимал, и от этого ему было не по себе. Но он желал ее, и желание это только усиливалось при виде упругих холмиков, натянувших аквамариновый шелк лифа, и изгиба бедер, обтянутых юбкой.
– Слава Богу, вы живы и здоровы, – пробормотал Филипп, страстно желая, чтобы сэр Уильям и леди Харленд куда-нибудь исчезли. Дали ему полную волю обнять соблазнительно тонкую талию Оливии, осыпать поцелуями гладкую кремовую кожу и розовые нежные губы.
Кольцо с изумрудом впивалось в ладонь. Оливия не могла вернуть его в присутствии тети и дяди. Возможно, когда Филипп соберется уходить, они смогут побыть несколько минут наедине.
Нет, не минут, поправила себя Оливия, вспомнив его взбешенное лицо и ругательства, которыми он осыпал слуг с палками, приказывая расчистить ему дорогу. Миг. Один миг – вот все, что ей нужно. Один миг, и она успеет сказать, что не любит Филиппа и не станет его женой.
– Вы не представляете, что нам пришлось вынести, – жаловалась Летиция Харленд. – Мы едва не погибли от рук «боксеров». А потом чудом не были раздавлены толпой при входе в город. Это был кошмар. Настоящий кошмар!
– Необходимо что-то предпринять относительно беженцев, – встревожено нахмурился сэр Уильям. – Город переполнен до отказа.
Филипп, неверно поняв причину его беспокойства, ответил с едва заметным акцентом:
– Совершенно с вами согласен, сэр Уильям. Улицы так запружены, что и шагу сделать нельзя. Меня самого едва не убили вчера днем. Какая-то глупая китаянка бросилась под ноги носильщиков. Давно пора закрыть городские ворота и никого не пускать.
Сэр Уильям, придерживавшийся противоположного мнения, смущенно кашлянул.
– И куда, по-вашему, должны деваться беженцы? – сухо осведомилась Оливия, не понимая, как могла воображать себя влюбленной в этого черствого человека.
– Тяньцзинь, – безразлично бросил Филипп, пожимая плечами. – Найдут куда идти. Такие люди всегда как-то устраиваются.
Оливию передернуло от омерзения. Такие люди. Люди, подобные сестре Анжелике, Чуню и Чен-Ю и Лань Куй с малышом.
Глаза Оливии сверкнули недобрым огнем, но прежде чем она успела заговорить, вмешался дядюшка:
– Тяньцзинь в восьмидесяти милях отсюда. Большинство беженцев идут пешком. Вряд ли они сумеют проделать такой путь. Их нужно устраивать здесь. Я намерен договорить об этом с сэром Клодом завтра утром.
Филипп, поднаторевший в искусстве скрывать собственное мнение, особенно в неприятных ситуациях, кивнул:
– Возможно, вы хотели бы, чтобы и я поговорил с месье Пишо?
Сэр Уильям не сумел подавить облегченный вздох. Он заметил вспышку гнева в глазах племянницы и на какое-то жуткое мгновение посчитал, что она собирается высказать молодому Казаноффу все, что думает о его предложении не пускать в город измученных беженцев. Нужно поговорить с ней… после ухода Казаноффа. Очевидно, тот еще не вполне понимает суть сложившейся ситуации. Каким ударом был бы для семьи Харленд разрыв помолвки! Казанофф самый подходящий жених для Оливии – богат, красив. Более того, его ждет блестящая карьера. Сердце Легации будет разбито, если Оливия откажется выходить замуж.
– Эта китаянка была ранена? – продолжала допрашивать Оливия, и дядя снова насторожился, услышав новые странные нотки в голосе племянницы.
Филипп слегка пожал плечами – типично французский жест.
– Понятия не имею, дорогая Оливия. Вот лошади перепугались. Последнее время подобные нападения происходят все чаще.
– Нападения?! – удивилась Оливия. – Простите, Филипп, я и не подозревала, что на вас напали.
Белые ровные зубы блеснули в ободряющей улыбке.
– Не волнуйтесь. Оливия. Я вполне способен постоять за себя против уличной банды китайцев.
Ее вдруг разобрал смех. Уличные банды, вот как? Он преспокойно сидел в носилках в окружении вооруженных палками всадников, которые расчищали ему дорогу. Да и происшествие пустяковое: она, совершенно не привыкшая ходить по оживленным улицам, не смогла увернуться от удара, упала и преградила дорогу носильщикам. Толпа была слишком запугана, чтобы напасть на европейца.
