Джулия Куинн - Романтическая история мистера Бриджертона
Пенелопа издала негромкое ворчание протеста, когда поняла, что страница закончилась посередине предложения. Кого он встретил? Что случилось? Какая опасность? Она уставилась вниз на дневник, умирая от желания перевернуть страницу, и узнать, что же случилось дальше. Но, когда она начала читать, она сумела оправдать этот поступок, говоря себе, что на самом деле она не вторгается в личную жизнь Колина: он сам, в конце концов, оставил дневник открытым. Она лишь посмотрела то, что было открыто.
Переворачивание страницы, однако, было совсем другим делом.
Она отошла немного назад, убирая руки подальше от дневника. Это неправильно. Она не может читать его дневник. Ну ладно, не может читать его дневник, кроме того, что она уже прочитала.
Но, с другой стороны, было совершенно ясно, что у него слова получались просто отлично. Это было преступлением для Колина, держать их только для себя. Эти слова должны быть известны и доступны всем.
Они должны быть -
– Ох, ради Бога, - прошептала она самой себе.
Она достигла края страницы.
– Что ты здесь делаешь?!
Пенелопа подпрыгнула на месте.
– Колин!
– Да, именно так. Что ты, - он почти, что щелкал челюстями.
Пенелопа качнулась назад. Она никогда не слышала от него такого тона. Она даже не думала, что он способен так говорить.
Он зашагал через всю комнату, схватил со стола дневник и захлопнул его.
– Что ты здесь делаешь? - снова потребовал он от нее ответа.
– Жду Элоизу, - с трудом сумела ответить она, в горле у нее все пересохло.
– В верхней гостиной?
– Викхэм всегда приводит меня сюда. Твоя мать приказала ему рассматривать меня как семью.
– Я… ух-х… он… м-м…
Она умоляюще сложила руки перед собой, прося его остановиться.
– Так же, как и мою сестру Фелицию. Потому что она и Гиацинта близкие подруги. Я-я прошу прощения. Я думала, ты знаешь.
Он небрежно бросил дневник в ближайшее кресло, и повернулся к ней, воинственно скрестив руки перед собой.
– И поэтому, ты привыкла читать личные записи других людей?
– Нет-нет, конечно, нет. Но дневник лежал открытым и…, - пробормотала она, судорожно сглотнув, и понимая, как ужасно извиняюще звучат ее слова. - Это общая комната, - проговорила Пенелопа, чувствую, что должна что-нибудь сказать в свое оправдание, - Возможно, тебе следовало взять дневник с собой.
– Туда, куда я ходил, - сквозь зубы, проговорил он, все еще заметно злящийся на нее, - Обычно книги не берут.
– Он не очень большой, - сказала она, удивляясь самой себе и тому, почему, почему, почему она все еще спорит с ним, хотя совершенно ясно, что она неправа.
– Ради Бога, - взорвался он, - Ты хочешь, чтобы я произнес слова уборная и ночной горшок в твоем присутствии?
Пенелопа почувствовала, как еще щеки заалели.
– Я лучше пойду, - пробормотала она, - Пожалуйста, скажи Элоизе -
– Я ухожу, - почти прорычал Колин, - Я все равно собирался выехать сегодня днем, так или иначе. Могу покинуть этот дом прямо сейчас, очевидно, ты уже захватила этот дом.
Пенелопа никогда не думала, что такие слова могут причинять такую физическую боль, почти такую же, она могла поклясться, как если бы он просто воткнул кинжал ей в сердце. Она до этого момента, никогда не осознавала, как много значит для нее общество леди Бриджертон и ее дочерей, с тех самых пор, когда она открыла двери этого дома для Пенелопы.
Или как сильно ранит ее знание того, что Колин обижается и не терпит ее присутствия здесь.
– Почему ты затрудняешь мне возможность извиниться? - вспыхнула она, наступая ему на пятки, когда он пересекал комнату, чтобы собрать остальные свои вещи.
– А почему, скажите, пожалуйста, я должен облегчить тебе это? - в ответ сказал он.
Он даже не обернулся посмотреть на нее, когда говорил. Он даже не замедлил шаг.
– Поскольку это была бы очень приятная вещь, - прошипела она.
Это привлекло его внимание. Он резко развернулся на месте, его глаза с такой яростью посмотрели на нее, что Пенелопа от неожиданности сделала шаг назад. Колин был очень хорошим и отходчивым человеком, он никогда не выходил из себя.
До сего момента.
– Поскольку это была бы очень приятная вещь? - прогремел он. - Вот, что ты думала, читая мой дневник? Довольно неплохо - прочитать чьи-нибудь личные записи?
– Нет, Колин, я -
– Тебе нечего сказать, - злобно проговорил он, тыкая ее в плечо указательным пальцем.
– Колин! Ты -
Он отвернулся от нее, чтобы собрать свои принадлежности, грубо показывая спину, в то время, как он говорил с ней. - Ничто не может оправдать твое поведение!
– Нет, конечно, нет, но -
– Ой!
Пенелопа почувствовала, как кровь отлила от ее лица. В вопле Колина слышалась настоящая боль. Его имя сбежало с ее губ паническим шепотом, и, сорвавшись с места, она помчалась к нему.
– Что - О, Господи!
Кровь лилась из раны на его ладони.
Никогда да этого, не говорящая членораздельно в кризисной ситуации, Пенелопа сумела выкрикнуть:
– Ой! Ой! Ковер! - перед прыжком вперед с листами писчей бумаги, которую она умудрилась схватить со стола и подставить под его руку, прежде, чем мог быть испорчен такой прекрасный ковер.
– Довольно заботливая сиделка, - нетвердым голосом пробормотал Колин.
– Но, ты-то, не собираешься умирать, - объяснила она, - А ковер -
– Все верно, - успокоил он ее, - Я просто пытался пошутить.
Пенелопа посмотрела на его лицо. Черты лица, особенно линии у рта заметно напряглись, и он выглядел бледным.
– Я думаю, тебе лучше сесть, - сказала она.
Он мрачно кивнул, и тяжело опустился в кресло.
Желудок Пенелопы дернулся, и она почувствовала тошноту. Она всегда ужасно себя чувствовала при виде крови.
– Возможно, мне тоже стоит сесть, - пробормотала она, почти падая на небольшой стул напротив него.
– С тобой все в порядке? - спросил он.
Она кивнула, сглотнув и снова почувствовав небольшой прилив тошноты.
– Нам надо найти что-нибудь, чем можно будет перевязать твою рану, - произнесла она, немного гримасничая, поскольку в этот момент она посмотрела на свое смехотворное приспособление.
Бумага была не впитывающая, и кровь просто скользила по ее поверхности, в то время как Пенелопа отчаянно пыталась помешать ее капанью на ковер.
– У меня есть носовой платок, - сказал он.
Она осторожно опустила лист бумаги вниз, и достала носовой платок из его нагрудного кармана, стараясь, не обращать внимание на теплое биение его сердца, пока ее пальцы возились в его кармане его одежды.
– Больно? - спросила она, обернув его руку платком. - Нет, не отвечай. Конечно, это больно.
Он слабо улыбнулся ей: - Это больно.
Она посмотрела на сильный порез, заставляя себя смотреть на это, хотя из-за этого ее желудок мог вот-вот взбунтоваться.
