Дебора Рэли - Бурная ночь
Его тонкие изящные черты стали жестче – он встретил ее недоверчивый взгляд и не позволил отклониться.
– Порция, я незаконнорожденный. Нет на свете никого, кто понимал бы лучше, что значит быть совершенно одиноким на свете. Моя мать умерла, когда я родился, и до восьми лет я был вынужден жить в Винчестере на попечении пожилой вдовы, которой доставляло огромное наслаждение колотить меня палкой. У меня не было друзей, и никому не было дела, если я плакал вечером, пока не засну. – Губы его сложились в невеселую улыбку. – А мой возлюбленный отец не признавал во мне даже своего бастарда, до тех пор, пока меня не отправили в школу в Лондоне.
Она прикусила нижнюю губу, против воли тронутая его суровыми словами.
– Мне жаль.
– Я открываю вам свое безрадостное прошлое не потому, что ищу вашей жалости, – ответил Фредерик, и его лицо смягчилось. – Я только хочу, чтобы вы знали, что я понимаю вашу потребность управлять своей жизнью. Когда приходится испытывать неуверенность и постоянное недовольство, неизбежно возникает потребность в защищенности.
Он понимал. Возможно, даже больше, чем она хотела бы.
Фредерик испытал ужас беззащитности перед капризами судьбы и понимал, что только от тебя зависит, выживешь ты или нет.
И в известном смысле это ухудшало дело, признала Порция. Если бы он кокетничал, гарцевал и бахвалился, как любой уважающий себя денди, она бы лишила его дара речи одним ледяным взглядом.
Но что делать, если он оказался родственной душой?
Она не представляла, как с ним бороться.
Порция обхватила себя руками, продолжая смотреть на него недоверчиво и хмуро.
– Если вы понимаете, то почему решили вмешаться не в свое дело?
Серые глаза затуманились, потому что он позволил себе предаться приятным воспоминаниям.
– Потому что я имел счастье оказаться на попечении очень мудрого человека, научившего меня быть сильным и независимым, научившего ценить доброту, если люди тебе ее дарят. Собственно говоря, это значит – раздели свою жизнь с другими, и это обогатит твою жизнь.
– Я делю свою жизнь со многими, – возразила она. – Люди, работающие на меня, – больше чем прислуга. Они моя семья.
– И их благополучие или даже жизнь зависят от вас.
Порция замерла, потому что, как ни странно, его слова уязвили ее.
– И что вы хотите этим сказать?
Он сделал еще один шаг к ней, и теперь его взгляд был направлен на ее губы.
– Они не представляют для вас угрозы, крошка, – произнес он шепотом.
– А вы?
Внезапно в его серебряных глазах появился опасный блеск.
– Возможно.
Она с трудом воспротивилась желанию облизать губы. Напряжение, мешавшее дышать, вовлекало в свой водоворот. От Фредерика к ней струился почти осязаемый жар, опалявший кожу и делавший дыхание неровным.
Легчайшее движение, и Порция оказалась бы в его объятиях. Она хотела этого.
– Мне пора вернуться в гостиницу, – хрипло сказала она.
Он издал легкий смешок, будто его позабавило ее явное желание бежать от него.
И тут он медленно склонился к ней.
Порция инстинктивно приготовилась отразить атаку, воспротивиться поцелую, но была не готова к тому, что он прижмется лицом к изгибу ее шеи. Он глубоко втянул воздух, вдыхая ее аромат.
– Восхитительно, – сказал Фредерик. – Аромат полночных роз.
Порция затрепетала.
– Фредерик, – прошептала она.
Прежде чем она успела приготовиться к сражению (а она всегда считала, что обладает достаточной силой воли для того, чтобы бороться), он оторвался от нее.
– Так мне продолжать дренажные работы?
С минуту Порция пыталась восстановить душевное равновесие и заставить свои мозги работать четко. Сейчас она не могла думать о дренажных канавах. Ей хотелось, чтобы он схватил ее в объятия и утолил жажду, становившуюся невыносимой.
Наконец она овладела собой, тряхнула головой и трясущимися руками разгладила складки своего передника.
Ей следовало бы немедленно приказать Фредерику покинуть ее гостиницу. Он был хуже любого разбойника.
Он был властным и готовым вмешиваться не в свои дела, он был способен одним взглядом превратить ее мысли в кашу.
К несчастью, именно в эту минуту она не чувствовала себя разумной. Напротив, Порция испытывала головокружение и трепет, как какая-нибудь безмозглая курица, если не хуже.
– Если вам угодно копаться в грязи, то будьте любезны – получайте удовольствие, – пробормотала она, поворачиваясь к двери в надежде найти за ней просветление. – Я привыкла быть снисходительной к своим гостям, какими бы странными и раздражающими они ни были.
– Если вы, в самом деле, хотите меня порадовать, малютка, у меня есть лучшее средство…
Порция метнулась к двери, Подобрала юбки и побежала через грязный двор.
Черт бы побрал этого Фредерика Смита!
Порция испробовала множество ухищрений, чтобы выбросить из головы эти ангельские черты и дерзкие серые глаза.
Она помогла миссис Корнелл на кухне, отправилась на долгую прогулку по лесу с Пэком, приняла горячую ванну и даже прилегла ненадолго подремать.
Однако ничто не возымело желанного эффекта и не помогло ей отвлечь мысли от Фредерика Смита.
Снова и снова она убеждалась, что ее неотвратимо тянет к окну просто посмотреть на него. В его движениях была столь неколебимая уверенность, такая естественная способность командовать окружающими. И это была не надменность, а точные знания того, какие действия следует произвести.
Какая-то часть ее существа знала, что следовало бы прийти в ярость от этого возмутительного вмешательства в ее дела. Всю свою жизнь она боролась, чтобы ощутить независимость. И он не имел права навязывать ей свои услуги.
Но не ярость кипела в ней, когда она медленно направилась к конюшне. Скорее, ее удручала странная смесь страха, смятения и предательского возбуждения, которых она не могла погасить.
Войдя в конюшню, Порция прошла мимо денников к комнатам в задней части строения, которые Куин считан своими.
– Куин…. – тихо позвала она.
Узкая дверца приоткрылась, и на пороге появился изумленный старый слуга.
– Да?
Порция остановилась возле него, улыбаясь. Она знала Куина всю жизнь. Он был грумом ее отца до того, как лорду Медфорду пришлось распродать свои конюшни, он избавился от своего верного слуги, нимало не сомневавшись.
Не было ничего удивительного в том, что Куин прибег ко всем возможным средствам, чтобы выжить, и не раз его наказывали за браконьерство, которым он занимался пропитания ради.
Когда отец Порции исчез, Куин вернулся в усадьбу и, не говоря ни слова, принял на себя обязанности прораба и руководил работами, заключавшимися в укреплении ветхого здания, что было необходимо, чтобы потолок не рухнул хозяйке на голову. Куин разбил небольшой сад и огород, чтобы обеспечить Порцию едой.
