Лаура Гурк - Надежда на счастье

В конце концов, Конору удалось придать теленку нужное положение. А затем он вытащил новорожденного из чрева матери, и теленок встал на ножки.

Оливия посмотрела на Конора с благодарностью.

– Ах, спасибо вам огромное. – Она прислонилась к перегородке стойла.

Теленок же шагнул к Конору, потерся головой о его руку и тихо замычал.

– Замечательный малыш, – пробормотала она.

Конор посмотрел на нее с лукавой улыбкой. Подтолкнув теленка к матери, он выпрямился и прислонился к перегородке рядом с Оливией.

– Только никому не рассказывайте. Мне нужно сохранять свою репутацию закоренелого грешника и негодяя.

Оливия внимательно посмотрела на него.

– Не думаю, что вы даже наполовину такой плохой, каким хотите казаться, – сказала она с мягкой улыбкой.

– Вы, наверное, насчет притворства? – Опустившись на колени, Конор опустил руки по локоть в ведро с водой, чтобы смыть с них кровь. – Знаете, если притворяться достаточно долго, то притворство становится правдой.

Девочки были совершенно очарованы новорожденным теленком. Но еще большее внимание они уделяли Конору. После позднего завтрака они настояли на том, чтобы показать ему окрестности. И для начала провели его по фруктовому саду. После этого показали купальни, сеновал и многое другое. Когда Оливия позвонила в колокол, созывая всех к обеду, Конор был уже без сил. Оливия, очевидно, это поняла. После обеда она отправила девочек чистить курятник.

– Это займет их до заката солнца, – сказала она с улыбкой.

– Спасибо. – Конор тоже улыбнулся и откинулся на спинку стула. – Они очень милые девочки, но я ужасно устал.

Оливия рассмеялась. Поставив на стол корзинку с одеждой, требовавшей починки, она села на кухонный стул.

– К сожалению. Похоже, я еще не вполне оправился.

– Да, конечно. – Она вдела нитку в иголку и достала из корзинки юбку.

Конор улыбнулся:

– Боюсь, что они заставят меня еще и по деревьям лазать.

– Наверное, так и будет, – сказала Оливия. – Думаю, вам лучше спрятаться от них. Не для того я потратила четыре дня и четыре ночи, чтобы через несколько недель вы свалились с дерева и снова сломали себе ребра.

– Беспокоитесь за меня?

Она пренебрежительно фыркнула.

– Вовсе нет. Мне просто надоело таскать вам подносы с едой.

Конор кивнул. Теперь-то, встав на ноги, он понимал, сколько забот прибавлял Оливии.

– Я еще не поблагодарил вас за все, что вы для меня сделали.

– Не стоит меня благодарить. Многие поступили бы так же на моем месте.

Но Конор очень в этом сомневался. Многие просто проехали бы мимо. Он уже понял: чопорность и сдержанность Оливии – просто видимость. На самом же деле она была на редкость доброй и отзывчивой.

Какое-то время он молча наблюдал за Оливией, потом спросил:

– А почему вы не замужем?

Она вздрогнула и подняла голову.

– Потому что не сложилось. Мама умерла, когда мне было четырнадцать. Отец очень тяжело переживал ее смерть. Мои братья – тоже. И тогда… – Оливия снова опустила голову. – В общем, в то время мне было не до вечеринок, не до развлечений…

Она явно хотела еще что-то сказать, но передумала. Потом все же продолжила:

– Война началась, когда мне исполнилось девятнадцать. Конечно, все местные молодые люди ушли на войну. Мы потеряли очень много мужчин, а некоторые, вернувшись, решили, что на Западе у них дела пойдут получше, и покинули наши места.

Это можно было понять. Нечто подобное происходило и в Ирландии после голодных лет.

– А вы об этом никогда не думали, Оливия?

Она взглянула на него с удивлением.

– О чем? О том, что где-то может быть лучше, чем здесь? – Она покачала головой. – Нет, никогда. Мой дом здесь. – Она склонила голову к плечу и с грустной улыбкой продолжала: – Мне кажется, нет ничего прекраснее, чем наши холмы, зеленеющие весной. И ничто не пахнет так сладко, как дикая жимолость в разгаре лета. Кроме того, люди, думающие, будто в другом месте им будет лучше, просто бегут от самих себя. И, в конце концов, обнаруживают, что убежать от себя невозможно.

Ее слова задели его.

– Вы мудрая женщина, Оливия.

– Ах, мистер Браниган, это не мудрость, это обыкновенный здравый смысл.

Он медленно покачал головой:

– Нет, я не думаю, что вы обыкновенная. Мне кажется, вы думаете так же, как я.

– Вы, Конор, очень скучаете по родным местам. Я слышу это в каждом вашем слове. Вам никогда не хотелось вернуться домой?

Хочет ли он вернуться? Конор закрыл глаза и тотчас же увидел туманы, поднимающиеся над полями Дерри. И услышал печальную мелодию ирландской волынки.

– Вопрос не в том, хочу ли я вернуться, – проговорил он, открывая глаза. – Я просто не могу туда вернуться. И никогда не смогу.

В этот день Вернон получил еще одну телеграмму из Нью-Йорка, на сей раз менее вежливую и гораздо более требовательную, чем прежняя. Он чертыхнулся и посмотрел на жену, сидевшую в кресле рядом с ним. Лучи солнца, проникавшие сквозь решетчатую стенку беседки, образовывали клетчатый узор на ее платье, но кружевной зонтик, веер и стакан холодного лимонада помогали ей переносить душную ненавистную жару.

– Ну что? – спросила Алисия. – Что там пишут?

Вернон заставил себя улыбнуться.

– Думаю, твой отец скучает по тебе. Он настаивает, чтобы мы не откладывали свой ежегодный визит.

– Очень приятно, – кивнула Алис. – Без сомнения, он хочет знать, как продвигаются дела с железной дорогой, о которой вы оба мечтаете.

– Если так, – ответил Вернон, старательно скрывая свое раздражение, – то я не понимаю, зачем он настаивает на том, чтобы я проделал такой долгий путь. Он считает что мне нужно встретиться с инвесторами. Думаю, это просто потеря времени. К тому же сейчас я не могу уехать.

– Ну а я была бы рада смене декораций. Здесь ужасно. И я не выношу такую жару. Не понимаю, почему мы не можем жить в Нью-Йорке. По крайней мере, мы могли бы ездить летом в Нью-Порт.

– Ты знаешь почему, Алисия. Тут не всегда будет такая скука. Я собираюсь построить новую Атланту именно здесь. Только наберись терпения.

Вернон знал, что не успокоил жену своим обещанием. Внешне она, может, и выглядела как кусок кремового торта, но воля у нее железная, как и у папаши. И она всегда добивалась своего.

– Мы уже говорили об этом, – сказала Алисия. – И не один раз.

При напоминании о том, что проекту железной дороги уже четыре года, Вернону захотелось выругаться. Но он сдержался. Алисия же молча смотрела на него, ожидая ответа.

– Да, я знаю, дорогая, как много значит для тебя ежегодный визит в Нью-Йорк. Знаю, как ты скучаешь по отцу. Что ж, если ты так хочешь, мы поедем.

Жена улыбнулась.