Уильям Коллинз - Опавшие листья
Один раз в жизни Амелиус сохранил достоинство.
– Я слишком уважаю молодую особу, чтоб отвечать вам на вопрос, – гордо сказал он.
– В случае если вы имеете такое намерение, – продолжала мистрис Фарнеби, – я постараюсь воспрепятствовать вам в том. Одним словом, я вас не допущу до этого.
Это откровенное заявление изумило Амелиуса. Он обнаружил истину одним вопросом.
– Зачем? – сказал он резко.
– Подождите минуту, успокойтесь, – отвечала она. Наступило молчание. Они сидели рядом подле огня и внимательно наблюдали друг друга.
– Теперь вы готовы? – снова начала мистрис Фарнеби. – Вот какая причина. Если вы женитесь на Регине или на ком-нибудь другом, вы поселитесь на одном месте и станете вести скучную жизнь.
– А почему же нет, если это мне нравится, – спросил Амелиус.
– Потому что мне нужно, чтобы вы оставались странствующим холостяком: сегодня здесь, завтра отправились по всему свету и видели всех и все.
– Что же будет для вас в том хорошего, мистрис Фарнеби?
Она поднялась со своего места, приблизилась к Амелиусу и, став прямо перед ним, тяжело опустила руку на его плечо. Глаза ее оживились и запылали внезапным огнем, когда она устремила их в его лицо.
– Потому что я ожидаю живого утешения, которое могу получить, – сказала она. – Послушайте, Амелиус. После всех протекших лет вы тот человек, который приведет его ко мне.
Во время последнего минутного молчания они услышали стук в наружную дверь.
– Это Регина! – воскликнула мистрис Фарнеби.
Едва это имя сорвалось с уст ее, как она бросилась к двери и повернула ключ в замке.
Глава IX
Амелиус невольно поднялся со стула. Мистрис Фарнеби обернулась в эту минуту и сделала ему знак оставаться на месте.
– Вы дали мне слово, – прошептала она. – Все, чего я требую от вас, это молчания. – Она вынула ключ из двери и показала ему его. – Вы не можете выйти, или вы отнимете у меня ключ силой?
Все, что мог сделать Амелиус в таком положении, – молчать и покориться необходимости. Он спокойно уселся подле огня и мысленно решил, что вперед ничто не заставит его согласиться на секретное свидание с мистрис Фарнеби.
Слуга отпер наружную дверь. Голос Регины был слышен в этой комнате.
– Тетушка вернулась?
– Нет, мисс.
– Вы ничего не слыхали о ней?
– Ничего, мисс.
– Был здесь мистер Гольденхарт?
– Нет, мисс.
– Очень странно! Куда же они девались, Сесиль?
Послышался голос другой леди.
– Мы, вероятно, не заметили их, уходя из концертного зала. Не беспокойся, Регина. Я отправлюсь назад, карета ожидает меня. Если я увижу твою тетушку, я скажу ей, что ты ожидаешь ее дома.
– Подожди минуту, Сесиль. (Фома, вы можете не ждать.) Ты в самом деле не любишь мистера Гольденхарта?
– Как! Уж до этого дошло? Я постараюсь полюбить его, Регина. До свидания.
Стук наружной двери возвестил, что молодые леди расстались. Потом слышно было, как отворилась и затворилась дверь столовой. Мистрис Фарнеби вернулась на свое место.
– Регина пошла в столовую ожидать нас, – сказала она. – Я вижу, вам не нравится ваше положение, и я не удержу вас более пяти минут. Вы не совсем поняли то, что я вам говорила, когда стук в дверь прервал наш разговор. Итак, садитесь на свое место, мне неприятно видеть, что вы стоите и смотрите на свои сапоги. Я говорила вам, что мне осталось одно утешение. Судите сами, какое значение имеет для меня эта надежда, если я вам сознаюсь, что без этого я давно бы покончила с жизнью. Не подумайте, что это нелепость, я говорю, что думаю и чувствую. Одно из величайших моих несчастий заключается в том, что я не имею религиозных убеждений, которые бы меня удержали от того. Было время, когда я думала, что религия может меня утешить. Я однажды открыла душу свою священнику, почтенному человеку, который употребил все старание, чтоб помочь мне. Все было тщетно! Мое сердце окаменело, должно быть. Но дело не в том, я хочу дать вам еще одно доказательство того, что я говорю совершенно серьезно. Терпение! Терпение! Я приблизилась к цели. Я задала вам несколько странных вопросов, когда вы обедали здесь в первый раз. Вы, может быть, забыли о них?
– Помню как нельзя лучше, – отвечал Амелиус.
– Вы помните? Как будто вы думали после о том? Хорошо, скажите мне откровенно, что вы подумали.
Амелиус откровенно объяснил ей все. Она более и более заинтересовывалась тем, что он говорил и пришла в сильное волнение.
– Совершенно справедливо! – воскликнула она, вскочив с места, и начала быстрыми шагами ходить взад и вперед по комнате. Дело идет о потерянной дочери, которую я хочу найти, и ей теперь между шестнадцатью и семнадцатью годами. Заметьте! Я не имею никакого основания – ни тени основания верить, что она еще жива. Во мне говорит только упорное внутреннее убеждение, оно укоренилось – здесь, и она прижала руки к сердцу – ничто не может изгнать его оттуда. Я живу с этой верой, не спрашивайте меня сколько времени. Это случилось так давно! – Она остановилась посреди комнаты. Дыхание ее было быстро и прерывисто, первые слезы, смягчившие ожесточенное сердце несчастной, полились теперь из ее глаз и озарили лицо ее божественной красотой материнской любви. – Я не желаю долго задерживать вас, – сказала она, топнув об пол ногой и не в состоянии побороть вспыхнувшую страсть. – Дайте мне одну минуту, и я снова овладею собой.
Она упала на стул, тяжело опустила руки на стол и положила на них голову. Амелиус вспомнил о детском платьице и чепчике, хранившихся в шкафу. Его мужественная, благородная натура сочувствовала несчастной женщине, тайна которой смутно открылась перед ним. Себялюбивая досада на неловкое положение, в которое она его поставила, исчезла, чтоб не возвращаться более. Он приблизился к ней и нежно опустил руку на ее плечо.
– Я искренно жалею вас, – сказал он. – Объясните мне, как и чем могу я вам помочь, и я с радостью сделаю все.
– Вы, действительно, хотите этого? – Она вытерла слезы и поднялась со стула, произнося эти слова. Положив одну руку на его плечо, другой рукой она откинула волосы со лба Амелиуса. – Я хочу видеть все ваше лицо, – сказала она, – оно будет говорить за вас. Да, вы хотите этого. Свет еще не испортил вас. Верите вы снам?
Амелиус взглянул на нее, изумленный таким резким переходом. Она с ударением повторила вопрос, прибавив:
– Я спрашиваю серьезно, верите ли вы снам? Амелиус отвечал ей также серьезно: «По совести я не могу сказать ни да, ни нет».
– А! – воскликнула она, – так же, как и я. Я не верю снам, но я хотела бы им верить. Во мне нет суеверия, я слишком черства и жалею об этом. Я встречала людей, которых поддерживало их суеверие, счастливы люди, в которых живет вера. Верите вы, что сны иногда исполняются?
