Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы
«Сударь, сожалею, что своим побегом доставлю вам немало неприятностей. Однако было бы несправедливо оставаться в тюрьме, когда твои друзья на воле сделали все, чтобы ты мог бежать. К счастью, моих друзей вы не знаете, и они находятся вне вашей досягаемости.
Досадно, что правительство, как я ни просил, не посчитало нужным вмешаться в это дело. Тогда мне не пришлось бы гнить в тюрьме и бежать оттуда с риском для жизни, а вам не пришлось бы меня искать. Я надеялся на иное отношение со стороны его величества, однако теперь я с горечью вижу, что никакая услуга, даже столь значительная, не может убедить его простить незначительную обиду.
Тем не менее прошу вас не входить в ненужные расходы и не искать меня: я перестал доверять вам, а посему не собираюсь выдавать своего убежища. Конечно, сударь, вам скорее всего прикажут организовать мои поиски, только знайте: это бесполезно. Лучше сэкономьте средства. Я искренне хочу, чтобы мое письмо позволило вам избежать неприятностей и несправедливых упреков. Имею честь, сударь, оставаться вашим покорным слугой…»
Совершенно неожиданно Мобрей появился в Ренте — городе, куда бежали Людовик XVIII и его окружение. Однако если он надеялся, что там его встретят с распростертыми объятиями, то ему пришлось разочароваться. Его парижские признания дошли до ушей де Витроля и кое-кого еще, поэтому появлению маркиза на улицах Гента — этого пристанища изгнанников — тотчас было найдено объяснение: Мобрей стал верным слугой Наполеона и прибыл в Гент, чтобы… убить Людовика XVIII! И маркиз незамедлительно угодил в тюрьму.
Его выпустили после Ватерлоо, посоветовав как можно скорее отправиться куда-нибудь подальше от границ Франции и намекнув, что Европа достаточно велика, и человек, наделенный его талантами, вполне сумеет найти там себе применение.
Однако когда король вернулся во Францию, Мобрей решил, что у него нет оснований не последовать примеру его величества. Он тоже вернулся и обосновался в своем поместье, расположенном между Нантом и Анжером. Там маркиз, подобно Кандиду, мог бы возделывать свой сад или, как многие его современники, писать мемуары — но он предпочел организовать заговор. На этот раз в пользу Римского короля!
Разумеется, его снова арестовали — на этот раз во Фландрии — и учинили судебный процесс. Для жителей Дуэ процесс этот стал неиссякаемым источником развлечений, поскольку Мобрею удавалось превращать каждое судебное заседание в настоящий спектакль. Надо сказать, в его пространных речах роли негодяев всегда отводились роялистам.
По окончании процесса суд, как и положено, вынес свой вердикт: пять лет тюрьмы, пятьсот франков штрафа и десять лет лишения прав. Увы, судьи не успели ознакомить с приговором Мобрея, поскольку тот без лишнего шума предпочел с ними расстаться. Совершив очередной побег, неисправимый маркиз направился в Англию — довольно неожиданный выбор для сторонника Римского короля!
Именно в Англии маркиза наконец обуял писательский зуд. Он принялся измарывать тонны бумаги, рассылая во все газеты свои записки и воспоминания, в которых обвинял Бурбонов, Россию и Пруссию в том, что они хотели убить Наполеона… а заодно и Римского короля! Естественно, никто не придавал значения его писаниям — тем более что соседи Мобрея очень скоро стали сомневаться в сохранности его рассудка, который вполне мог повредиться после стольких превратностей судьбы. Претерпев жестокое разочарование, маркиз решил покинуть Англию и вернулся во Францию. Там он оказался во власти навязчивой идеи: отомстить Талейрану, которого он считал главным виновником всех своих несчастий. 21 января 1830 года Мобрей отправился в Сен-Дени, на торжественную службу, посвященную памяти казненного Людовика XVI, и смешался с толпой придворных. Когда появился Талейран в своем камергерском мундире, Мобрей бросился к нему и с такой силой отвесил две пощечины, что князь не удержался на ногах и упал. Талейрана унесли, ему стало плохо. Обступившие князя лекари тотчас пустили ему кровь; лечение сопровождалось выразительными рыданиями родственников, уверенных, что настал последний час великого политика.
В семьдесят пять лет подобные происшествия обычно не остаются без последствий, однако Талейран не мог позволить себе умереть от пары пощечин. На удивление быстро оправившись, он тотчас взял свое любимое перо и, дабы «показать пример великодушия», написал изысканное письмо, в котором просил снисхождения для своего обидчика (которого, разумеется, арестовали и — в который раз! — посадили в тюрьму).
Своим письмом Талейран полагал снискать всеобщее восхищение, однако успех выпал на долю некоего шансонье, который объявил о скором выходе в свет книги господина Талейрана под названием «О снисходительности в деле принятия пощечин». Весь Париж развлекался, а Мобрей, приговоренный к довольно длительному сроку, снова канул в безвестность.
Однако влачить свои дни в заключении маркизу пришлось недолго: смены режимов для него всегда были периодами благоприятными. Луи-Филипп вытащил его из тюрьмы… и назначил пенсию. Наполеону III эта пенсия показалась вполне заслуженной, и он продолжал ее выплачивать.
В последние годы Второй Империи парижане нередко встречали на улицах высокого седого старика, пристававшего ко всем с бессвязными речами, где смешались Бурбоны, император, Римский король и влюбленная в маркиза де Мобрея королева Екатерина.
— Она валялась у меня в ногах! — повторял старик. — Она умоляла меня полюбить ее! Но сердце мое было отдано другой… к тому же королева была уродлива.
Известно, что в конце концов Мобрей разлюбил свою загадочную красавицу, или — что более вероятно — она его бросила после бегства из Дуэ, отчего у маркиза и началось умственное расстройство, которое с годами лишь усугублялось. Как бы то ни было, в восемьдесят девять лет Мобрей женился на белокурой уроженке Люксембурга, которая торговала своими прелестями — очевидно, именно потому История, преисполнившись достоинства, позабыла ее имя. Наверное, именно эта белокурая красотка зимним утром 1869 года закрыла глаза неугомонному маркизу…
ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ МАДАМ ЛАФАРЖ
1. «ПРЕКРАСНАЯ ПАРТИЯ»
Однажды майским утром 1839 года барону Полю Гара, члену генерального совета Французского банка, доложили о приходе необычного посетителя. Барон кивнул, и лакей ввел незнакомца под роскошные своды старинного особняка Тулуз, где располагался банк и проживал вышеуказанный член генерального совета.
Прибывшего звали месье Фуа, и в Париже он был известен как весьма тактичный и компетентный руководитель солидного брачного агентства.
