Анри де Ренье - Первая страсть
— Она очень красива, мадемуазель Ванов, но, я боюсь, немного дорога для меня.
М-ль Ванов улыбнулась. Улыбка странно освещала ее страстное и строгое лицо. Она сказала:
— Десять тысяч франков.
Незнакомка разочарованно надулась. Размахивая своей сумочкой из золотых колечек, она направилась к лестнице.
— Ну, до свиданья, мадемуазель Ванов. Не забудьте моего кресла. Я зайду на днях.
М-ль Ванов поклонилась.
— Может быть, вы мне скажете ваше имя и адрес, я тогда дам вам знать.
— Нет, в этом нет надобности. Я часто бываю в этом квартале. Прощайте, мадемуазель.
Выходя, она грациозно поклонилась Андре Мовалю. Его охватило внезапное чувство грусти. Как, он, значит, никогда больше не увидит этого ласкового и прелестного лица, этого милого носика, этого рта, этих прекрасных глаз! М-ль Ванов молча завертывала соломенную коробку. Андре заплатил, взял сверток, который ему подала продавщица, и, очутившись на улице, пустился бежать.
Добежав до набережной, он остановился, посмотрел направо, налево и топнул ногой о тротуар. Если б ему не пришлось платить за эту проклятую коробку, он мог бы догнать молодую женщину, узнать, может быть, на улице ее изящный силуэт. До самого дома перед ним шел ее образ, в то время как ему казалось, что в воздухе носится запах меха и ириса.
VIII
— Уж не знаю, право, каким обедом я угощу вас сегодня, мой бедный Гюбер; мне пришлось отказать нашей кухарке. Она готовила хорошо, но стала до того требовательной, что я вынуждена была заменить ее другой. Ну, да вы сами судите…
Это известие, которое в другое время имело бы большое значение для дядюшки Гюбера, казалось, оставило его довольно равнодушным. Г-жа Моваль заметила его рассеянный вид. Обыкновенно Гюбер Моваль охотно принимал участие в хозяйственных заботах своей невестки, но сегодня у него был вид человека, у которого много других хлопот в голове. Не отвечая ничего, он совал в карман связку газет, которые упорно вылезали оттуда. Несмотря на это, г-жа Моваль грустно прибавила:
— Ах! Становится все трудней ладить с прислугой.
Дядя Гюбер кивнул головой в знак одобрения и проронил: «Еще бы, черт возьми!», выразительно говорившее о его собственных неурядицах с прислугой.
Не раз дядюшка Гюбер признавался в них г-же Моваль. Да, если все пойдет таким порядком, скоро придется отказаться держать прислугу. Служанки, которых нанимают в Париже, невыносимы, Раньше оставалась возможность приглашать тех, что приезжали из провинции. Таким образом удавалось иногда найти здоровых, крепких, трудолюбивых девушек. Теперь же бездельницы приезжают в Париж с чрезмерными требованиями. Это видно даже по их наряду. Они являются одетыми по последней моде. Нет уже больше этих легких чепцов, этих плоеных головных уборов, которые радовали взор и от которых веяло деревней. Да, жизнь становится все труднее. Между тем он, Гюбер Моваль, был только скромным холостяком, и существование его было так несложно.
Как бы ни было несложно существование дядюшки Гюбера, оно являлось часто предметом разговоров между г-ном и г-жой Моваль. Оно никогда не переставало их занимать, и они часто задавали себе вопрос: что обыкновенно делал дядя Гюбер? Занятий — никаких. Знакомых — мало; он ненавидел свет. Конечно, было известно, что он страстный читатель газет и большой любитель следить за политикой, но это не могло занять всего его времени. Правда, была еще у него склонность ко всему военному! Ежегодно дядюшка Гюбер присутствовал на смотре 14 июля, точно так же как и на всех похоронах высших офицеров, сухопутных и морских, и всех значительных особ, погребение которых сопровождалось каким-нибудь парадом войск. Отсюда он выносил заключения о состоянии нашей армии. Он посещал также салоны живописи. Искусство само по себе не занимало его, но он находил удовольствие в картинах батального содержания. Перед последними он подолгу простаивал и охотно спорил о них с г-ном Мовалем, который, со своей стороны, предпочитал марину и экзотические сюжеты, особенно если они изображали страны, обслуживаемые судами Мореходного Общества. Г-жа Моваль оставляла спорить этих господ. Она особенно ценила пейзажи. Деревья, вода, цветы волновали эту парижанку, проведшую почти всю свою жизнь в городе. Ежегодно она посещала салоны, чтобы изучать природу. Она выносила оттуда впечатления, которые она сравнивала с немногими сельскими воспоминаниями, оставляемыми ей ежегодными летними поездками в имение своей золовки в Варанжевилле. Там в продолжение месяца или двух она радовала свои взоры сочной и богатой нормандской зеленью.
Дядя Гюбер прервал мечтания г-жи Моваль, доставая свои часы. Г-н Моваль опаздывал.
— Теперь это с ним часто случается. Его начальник, господин Делаво, болен, и все дела направляют к нему. Вчера он пришел только в восемь часов.
Дядя Гюбер сделал гримасу. Г-жа Моваль прибавила:
— Я даже боюсь, что ему нельзя будет получить отпуска в этом году и мне одной придется ехать с Андре в Варанжевилль…
Эта помеха была бы очень неприятной г-ну Мовалю. Он очень любил Варанжевилль, его луга, его обсаженные дороги, его утесы, с которых видно, как проходят пароходы, направляющиеся из Диеппа в Ньюхэвен, и откуда можно иногда разглядеть большие суда немецких компаний, идущие из Гамбурга в Америку.
При слове «немецких» дядя Гюбер поднял брови. Г-жа Моваль становилась нервной. Отсутствие мужа начинало беспокоить ее.
— Ну, сестрица, успокойтесь, этот добряк Александр не пустился в море, не предупредив вас, хотя, между нами сказать, я не понимаю, как он не полюбопытствовал испытать это хоть раз. Однако сейчас более половины восьмого.
Г-жа Моваль волновалась.
— И Андре тоже нет дома… Ах, вот, по крайней мере, один из них!
Раздался звонок. Г-н Моваль и Андре вошли вместе в гостиную. Они встретились на лестнице. Г-на Моваля задержали в конторе. Андре засиделся у Антуана де Берсена, где Древе им читал стихотворения.
За столом г-н Моваль развернул свою салфетку и попробовал суп. Дядя Гюбер следил за ним.
— Ну, это съедобно. Я думаю, Гюбер, что Луиза рассказала тебе о наших неприятностях с прислугой…
Андре не принимал никакого участия в разговоре. Рифмы Древе звучали еще в его ушах. Его рассеянность не ускользнула от г-жи Моваль. О чем это ее сын мог так задуматься? И она сама замечталась было, как вдруг г-н Моваль обратился к ней.
— Ах, кстати, Луиза, у меня снова был Нанселль, но я был так занят, что виделся с ним всего лишь минуту. Он приходил благодарить меня за то, что я сделал для одного родственника его жены, и извиниться, что до сих пор не привел ее к тебе, но они устраиваются, и г-жа де Нанселль бегает по магазинам. Оказывается, она, вроде тебя, страшно любит старье. Вы отлично сойдетесь. Мне кажется, что Нанселль хотел бы, чтобы его жена ближе познакомилась с тобой. Она немного одинока в Париже. У них мало знакомых.
