Дженни Браун - Запретная страсть
Выражение лица у Хартвуда стало жестким и суровым.
— Я тоже не безгрешен. А мои грехи еще потяжелее. Не обольщайтесь насчет меня. Хоть я и не виновен в гибели той несчастной, но в моих жилах течет проклятая кровь Черного Невилла. Я совершил столько дурного, причинил столько зла, что даже превзошел отца и брата, вместе взятых.
Взгляд у него стал злым и колючим.
— Разве я не предупреждал вас? Если вы будете предаваться сентиментальным чувствам и строить в своем воображении какой-то возвышенный образ, не имеющий ничего общего с моим настоящим обликом, то я разорву наш договор.
— Больше не буду, милорд. Обещаю вам.
Лорд Лайтнинг поднял ожерелье и полюбовался игрой камней на солнечном свету, падающем сквозь окно кареты.
— Миссис Этуотер— весьма экстравагантная особа, впрочем, как и все дамы подобного рода. После ухода отца для нее наступили тяжелые времена. Кроме ожерелья, он ничего не оставил ни ей, ни незаконному ребенку, родившемуся от их связи. После его смерти я выкупил у миссис Этуотер ожерелье. Позвольте помочь вам.
Хартвуд наклонился и ловко застегнул на шее Элизы изящный замочек.
Голубые камни тяжело легли на грудь Элизы. Самый большой камень в виде кулона покоился почти в ложбинке между ее грудей, подчеркивая глубину выреза на платье.
— Гм… а вам идет, — вдруг признался Хартвуд. — Огненно-рыжий цвет ваших волос и теплый свет в ваших глазах контрастируют с ледяным холодом сияния сапфиров.
Элиза поежилась. Ей казалось, что сапфиры жгут ей кожу; как знать, может быть, на камнях действительно лежит проклятие.
По-видимому, Хартвуд заметил следы тревоги, невольно отразившейся на ее лице.
— Надеюсь, вы не будете придавать значения глупым суевериям. Проклятие, если оно и было, перешло на меня при покупке. Думаю, для вас ожерелье совершенно безопасно.
Устыдясь собственной трусости, Элиза постаралась принять как можно более уверенный вид.
— Ваша милость, меня тревожит совсем другое. Дело в том, что я почти все время теряю разные украшения. Как бы я ни старалась, но они непонятно как пропадают у меня. Тетя Селестина всегда ругала меня за подобную рассеянность.
Веселые искорки заплясали в глазах лорда Лайтнинга. Казалось, он вот-вот рассмеется.
— О, можете не волноваться! Такое ожерелье никуда не денется. Уверяю вас, за ним неотрывно будут следить десятки глаз, с завистью и восхищением. А после того как моя мать увидит его на вас, оно вернется в надежное место. Ну а до того момента я буду внимательно следить за ним.
На горизонте появились пригороды Брайтона. Движение на дороге стало оживленнее, и экипаж замедлил ход. Элиза с любопытством рассматривала из окна кареты дома и улицы фешенебельного курорта. Стоял разгар лета, и повсюду были видны отдыхающие. Они фланировали по просторным улицам, дышали морским воздухом или гуляли для моциона. Вдалеке возникло здание причудливой формы. Казалось, в нем переплелись всевозможные архитектурные стили и направления — от классического до фантастического. На фоне остальных зданий оно сразу бросалось в глаза, сверху его венчал купол, а по бокам возвышались стройные высокие башенки.
— Павильон регента, — коротко и сухо объяснил Хартвуд, явно не желая вдаваться в подробности.
В воздухе все сильнее и сильнее пахло морем. Иногда откуда-то налетал ветер, заставлявший гулявших дам крепче сжимать свои зонтики. Наконец экипаж свернул на узкую улицу и вскоре остановился.
Опираясь на руку Хартвуда, Элиза выбралась из кареты и прошла к дверям внушительного дома, в котором она должна была провести две недели. Ей было немного боязно. Она шла медленно, все время поглядывая себе под ноги, чтобы не наступить на край длинного просвечивающего платья.
Хотя Элиза не была знакома с последними веяниями моды, тем не менее она чувствовала, что наряд на ней не подходит для знатной леди. Ее рыжие волосы, зачесанные вперед в греческом стиле, выбивались колечками из-под краев большой шляпки, вульгарно украшенной искусственными цветами и фруктами. Элиза терялась в догадках, как встретит их мать Хартвуда.
Ответа на данный вопрос не пришлось ждать долго.
Дом леди Хартвуд если не поражал своими размерами, то, во всяком случае, выделялся изяществом архитектурного стиля. Сильный соленый привкус в воздухе говорил о близости моря. Парадную дверь услужливо распахнул ливрейный лакей. Они вошли в маленькую прихожую, отделанную почерневшими деревянными панелями. Вышколенный лакей безмолвно провел их в гостиную, по величине мало чем отличавшуюся от прихожей, и сказал, что леди Хартвуд должна вот-вот прийти. В гостиной было довольно темно. Единственное окно, хотя и выходило во двор дома, было завешено плотной парчовой гардиной. Хартвуд жестом указал Элизе на кресло. Его изящно изогнутые ножки, позолоченные подлокотники и спинка свидетельствовали о былой роскоши, былой потому, что кожаное сиденье в некоторых местах протерлось, а резьба на деревянных частях почернела и кое-где сгладилась. Скромность окружавшей обстановки скорее всего подействовала бы успокаивающе на Элизу, если бы нe одолевавшая ее, тревожная мысль: как пройдет первая встреча с матерью лорда Хартвуда? Издалека, когда она была в Лондоне, ее роль куртизанки казалась ей не очень трудной, даже скорее забавной. Но здесь, в Брайтоне, все стало представляться в ином свете. Играть падшую особу, ощущая на себе презрительные взгляды порядочных женщин, — от этой мысли в душе Элизы зашевелился неприятный холодок, очень похожий на страх, который она тщетно пыталась подавить. Хотя у нее не было явных причин для беспокойства, в конце концов, это была всего лишь игра, притворство, но Элизе все равно было не по себе.
— Можете пока посидеть. Пройдет не меньше получаса, пока леди Хартвуд не соблаговолит сойти к нам. Зачем ей торопиться? Мы же не виделись с ней почти пятнадцать лет.
— Так долго?
— Я пошел служить в армию. А когда через несколько лет вернулся, дверь ее дома для меня оказалась закрыта, — не без горькой иронии сказал Хартвуд. — Впрочем, у нее были на то свои причины. Я, как мой отец и брат, свернул с добродетельного пути, но в отличие от них не скрывал лицемерно свои дурные поступки. Мать сквозь пальцы смотрела на грехи мужа и старшего сына, ведь они не выставляли их напоказ. Я же ничего не прятал, и она не могла простить мне такого откровенного бесстыдства. Будь ее воля, она бы вовек не виделась со мной, но завещание брата вынуждает ее смириться.
— Но если она вас так не любит, то почему она согласилась принять вас и помочь вступить в права наследника?
— Она, также как и я, заинтересованное лицо. Для того чтобы получить свою долю наследства, ей придется потерпеть мое присутствие. Согласно воле покойного Джеймса, если она не позволит мне погостить в ее доме две недели она лишается права владеть домом в Брайтоне. Кроме этого жилища, у нее больше нет ничего. Мой отец пустил на ветер и на любовниц все состояние. После его смерти она осталась бы без гроша, если бы не завещание Джеймса. Она связана по рукам и ногам условиями завещания. Хотя на самом деле после кончины Джеймса она живет в Брайтоне только благодаря моей поддержке. Мой поверенный оплачивает содержание прислуги, как и всего дома, обеспечивая ей приличные условия существования. Признаюсь не без тайного злорадства: мне приятно сознавать, что только благодаря моей помощи она не живет в нищете.
