Эмили Кармайкл - Цветок Прерий
Джефф отбросил руку Маккензи и взглянул на нее с оскорбленным видом.
– И ты позволишь ему так просто уйти?!
– Не волнуйся, Джефф. Ты сможешь жить в доме для гостей, пока он не уедет. Я попрошу Кармелиту перенести твои вещи. Это долго не продлится.
Маккензи направилась в дом, Джефф сердито заковылял за ней. Он прошел в прихожую, затем протиснулся в кабинет.
– Маккензи! Черт побери, я не могу этого так оставить! Смита следовало повесить еще шесть лет назад. А в тот день, когда он снова осмелился появиться на ранчо, его надо было пристрелить. Неужели ты позволишь этому ублюдку остаться? После того, что он сделал!
– А что он сделал?! – рявкнула Маккензи.
Она открыла расходную книгу, затем захлопнула ее. Надоело выслушивать от всех поучения – что ей следует и не следует делать, чему нужно и чему не нужно верить. Все ее мысли до того перевернулись и перепутались, что в конце концов она поняла только одно: несмотря на всю горечь и ненависть все эти годы она ждала, что Кэл придет и скажет, что все было не так, что он не принимал участия в убийстве Фрэнка Батлера. Теперь он сказал это, и слова его звучали, как чистая правда. Он не сказал именно то, что ей хотелось услышать, и может быть потому она и поверила Кэлу. И вера эта становилась сильней и сильней, а когда Маккензи услышала Джеффа, она уже ни в чем не сомневалась.
– А что сделал Кэл? Ты – единственный человек, обвинивший его в том, что он послал того апача из конюшни убить отца. Разве ты в самом деле можешь отличить одного апача от другого? Ты что, мог проследить весь его путь от конюшни до места, где застрелили отца?
Джефф покраснел.
– Все равно я уверен, что это спланировал Калифорния Смит. Маккензи, он такой же индеец, как любой другой, живущий в резервации. Его вырастили апачи, и он мыслит так, как они. Ты думаешь, убийство Фрэнка Батлера сразу после того, как он уволил Смита, случайность, простое совпадение?
В дверях показалась Лу.
– Вы так кричите, что слышно даже на кухне, – сказала она и хмуро посмотрела на Джеффа. – Ты опять несешь эту чушь?
– Это не чушь!
– Апачи постоянно совершают набеги и убивают людей по всей южной Аризоне, Джефф. На все ранчо в нашей округе совершались налеты и не один раз. Джефф насупился.
– Я привык верить своим глазам. Маккензи тоже все видела.
– Никто из вас не видел ничего такого, за что можно обвинить человека. Как ты не понимаешь, что и так доставил ему достаточно неприятностей!
– Лу права. А я действительно обещала Кэлу, что приму его на работу, если он продержится до конца недели. Он нужен нам.
Джефф презрительно фыркнул.
– И управляющему не следует спать в одном помещении с ковбоями, – продолжала Маккензи, – он должен жить в доме управляющего.
Лу одобрительно кивнула. Маккензи, правда, не стала упоминать о том, что была совсем не уверена, сможет ли выгнать Кэла с ранчо, даже если и захочет.
– Он хорошо работает, – Лу неприязненно взглянула на Джеффа, и они сверлили друг друга глазами до тех пор, пока Маккензи не прервала молчание:
– Джефф, ты же знаешь, у нас всегда найдется для тебя работа.
– Обо мне не стоит беспокоиться, – огрызнулся он, – я заберу свои пожитки из дома управляющего и уйду с ранчо. Любуйтесь тут своим желтоволосым апачем!
– Джефф! Я же сказала тебе, что можешь устроиться в доме для гостей! Мы бы хотели, чтобы ты остался. Ради всего святого, ты же работал здесь, когда меня тут еще не было. Ты не можешь уйти.
– Еще как могу! Я не желаю оставаться там, где командует дикарь, убивший человека, – он повернулся и удалился с таким гордым видом, какой только возможен для человека на костылях.
Маккензи следовала за ним по пятам до дома управляющего.
– Джефф! Кэл не командует здесь! Я здесь распоряжаюсь. И я нуждаюсь в тебе.
– Нет, тут все делается так, как хочет Калифорния Смит. Он даже заставил тебя забыть о том, что пустил пулю в твоего отца.
Маккензи тихо выругалась и отстала. Пусть Джефф поступает так, как считает нужным. Он явно не собирается менять решение. Хотя Маккензи очень не хотелось, чтобы он уезжал. Со дня смерти отца Джефф всегда был рядом, он стал почти членом семьи – готов был подставить свое плечо в случае беды и никогда не требовал ничего взамен, кроме дружбы. С какой стати он так злится? Если уж она сумела примириться с Кэлом, то и он бы смог!
У Маккензи не было никакого желания встречаться с Лу и выслушивать ее «я же тебе говорила», поэтому она пошла к площадке для выгула лошадей и прислонилась к изгороди. Из дальнего угла на нее уставились беспокойные глаза кобылицы. Наверное, Кэл вывел ее на прогулку. Судя по всему, он придавал особое значение занятиям с ней. Маккензи уже слышала, что ковбои смеются над тем, сколько времени Кэл тратит на вечерние беседы с ней на языке своего племени, приносит угощения или просто сидит возле нее.
– Все мужчины подлецы, – сказала она лошади, – они высокомерны, упрямы или глупы.
Лошадь лишь повела ушами. Еще вчера Маккензи наблюдала из окна своего кабинета, как Кэл впервые сел на эту кобылицу. Она позволила ему сесть в седло, и он дважды объехал вокруг площадки. Кобылица даже не пыталась сбросить наездника. Маккензи с трудом верила своим глазам, ведь прошло чуть больше недели с тех пор, как это животное чуть не убило Тони Герреру.
– Ты такая же доверчивая, как и все женщины, – пожурила она лошадь. – Растаяла от нежных слов и красивых глаз. Нельзя доверять всем подряд, – предупредила женщина.
Если Маккензи и была несправедлива к Калифорнии Смиту, то не больше, чем он к ней. Возможно, теперь они были квиты.
Четвертого июля в Тумстоуне выдался жаркий денек. К полудню каждый, кто решался пройти по Аллен-стрит, становился мокрым от пота. От палящего солнца небо словно полиняло, сделалось почти белым, но светило продолжало трудиться изо всех сил. Цикады звенели среди зарослей шалфея и мимозы, а из-под вращающихся колес повозок в воздух поднимались тучи пыли. Короче говоря, это был типичный для Тумстоуна знойный летний день, в который приятно отправиться куда-нибудь на пикник.
Тумстоун занимал почти всю ровную площадку на вершине небольшой горы. С нее открывался великолепный вид на зеленую долину Сан-Педро, вдали высились суровые горы, а в хорошую погоду с окраины Тумстоуна можно было увидеть Мьюльское ущелье и Сальфарскую долину.
Городок состоял из нескольких пыльных улочек. На западной окраине лежало широкое заросшее кустарником поле, и именно здесь добропорядочные жители Тумстоуна и его окрестностей праздновали Четвертое июля – день рождения своей страны. Горняки, фермеры, лавочники, адвокаты, домохозяйки, сапожники, швеи, портные, бухгалтеры приносили и привозили сюда все необходимое для пикника.
