Эмилия Остен - Верность и соблазны
– Ой, такие философские материи – это слишком для меня сложно, – отмахнулась Луиза. – Зато я отлично могу судить о человеке, глядя на результаты и прочие последствия его действий. Пока что ни одного положительного результата действий МакТирнана я не видела.
– Я не знаю, что мне на это ответить. Буквально несколько дней назад я бы бросилась защищать Айвена, как всегда это делала, но теперь… Я не знаю.
– А ты сообщила матери и брату, что блудный жених вернулся?
– Нет, как-то было не до того.
– Что ж, – Луиза на мгновение задумалась, подперев красивой рукой круглую щеку, – я так мечтала провести несколько спокойных недель в деревне, пока мои мужчины болеют в Лондоне… И мне, заметь, совершенно наплевать, что кто-то может счесть меня из-за этого плохой женой и матерью, – Руперт сам меня отправил прочь, справедливо опасаясь, что я его и мальчишек замучаю своими хлопотами и опекой. Теперь же придется возвращаться в Лондон, кормить сыновей с ложечки, держать за руку мужа… Чего не сделаешь ради любимой подруги. Так что предлагаю тебе два варианта. Первое: мы даем объявление в газету о расторжении помолвки и отправляемся в Лондон, где ведем насыщенную жизнь, имея целью развеяться и выкинуть из головы МакТирнана, а в перспективе – обратить внимание на кого-нибудь более достойного.
Анна подняла руку, собираясь высказать возражение, но Луиза ей этого не позволила.
– Или же второе, – продолжила она, повысив голос. – Ты отсылаешь в Тирнан письмо, где ясно и понятно излагаешь Айвену, что требуешь правдивых и подробных объяснений всего случившегося не только за последние дни, но и за последние годы, а также уведомляешь, что определенно не собираешься встречаться с ним даже в обществе, не говоря уже о тет-а-тет, если эти объяснения тебя не удовлетворят.
– Но ведь дело не только в объяснениях! – запротестовала Анна.
– А что делать, ведь ты уже призналась, что любишь его. И, будь уверена, любой мужчина, зная такое, ни за что и никогда не поверит, что ты решила порвать с ним навсегда. Ты оставила ему надежду, даже если сейчас он этого не понимает – скоро поймет. Поэтому приходится разыгрывать те карты, которые остались на руках.
– Ты так говоришь, словно это какая-то игра!
– Это не игра, моя дорогая подруга, это – жизнь. Та самая жизнь, избегать которой тебе удавалось около десяти лет. И теперь то, что все девушки узнают лет этак в восемнадцать… Нет, постой, ты же с рождения была обещана МакТирнану. То есть ты вообще жизни не знаешь. – Луиза поморщилась. – Так о чем это мы?
– О том, что все девушки узнают некие сокровенные тайны лет этак в восемнадцать, а я, видите ли, все упустила, – съехидничала Анна. Присутствие Луизы всегда поднимало ей настроение, даже сейчас, когда это самое настроение было просто-таки похоронным.
– Ах, да. Точно, ты все упустила. Так вот, вернемся к нашим планам.
– Нашим?
– С того самого мгновения, как я переступила порог этого дома, – да, нашим. Ты уж прости, но я десять лет наблюдаю за тем, как ты целенаправленно выстраиваешь отношения с призраком. И теперь, когда призрак стал реальным человеком, во плоти, со всеми слабостями, недостатками, опытом прожитых лет, скелетами в шкафу, ты не знаешь, что делать. А я знаю. – Луиза выглядела спокойной и уверенной.
– Я же сказала, что намерена жить дальше, – пробормотала Анна.
– Похвальное решение, – одобрила Луиза. – Но пока что я вижу, что ты сидишь и рыдаешь. А надо действовать, пока не начал действовать МакТирнан.
– Что-то я не уверена, что он начнет действовать, – скептически заметила Анна.
– Не уверена? Повторяю для леди, чья общественная жизнь последние лет восемь заключалась в общении с управляющим: ты сдала Айвену все козыри, он будет действовать. И знаешь что еще, кажется, я что-то такое слышала от Руперта, про сны наяву, опьянение без вина… Пожалуй, пока ты тут пакуешь гардероб, я пошлю нарочного к Руперту, задам кое-какие вопросы.
Анна забеспокоилась.
– Ты обещала, что не станешь никому ничего рассказывать, даже Руперту.
– Я и не буду называть имен и выкладывать подробности. Просто спрошу про симптомы. МакТирнан вел себя как сумасшедший. Возможно, ему место в Бедламе, а не рядом с тобой. Тогда проблема отпадет сама собой.
– Ах, Луиза, я уверена, что ты бы предпочла, чтобы Айвен просто сгинул без следа, желательно перед этим прислав мне извещение о своей смерти, – вздохнула Анна.
– Это ему следовало сделать лет семь-восемь назад. Сейчас уже поздно, – отрезала графиня Рэйвенвуд. – Он вернулся, все казни египетские на его шотландскую голову. В общем, назначаю наш отъезд в Лондон на утро третьего дня. Как раз хватит времени все упаковать (а свое я и не буду распаковывать), тщательно обдумать, сочинить взвешенное послание, отправить его, а самим двинуться в столицу. И, пожалуй, я предупрежу слуг, чтобы МакТирнана не подпускали к Верну на пушечный выстрел. Да, точно. На пушечный выстрел, каким бы это расстояние ни было – оно наверняка достаточное. И пусть двери открывает мой Джордж, твой Ларкин совершенно точно не сможет удержать МакТирнана, если тот пожелает войти без разрешения.Глава 8
Айвен с трудом открыл глаза и немедленно закрыл их снова. То же место, то же время. То есть кабинет и утро. Если кабинет – это вполне объяснимо, ибо устроился с трубкой он на диване в кабинете, то утро – это странно. Хотя какая разница. Когда бы он ни проснулся – он проснулся, судьба сделала свой выбор. Будущее, гори оно все в аду, его ждет. Причем ближайшее будущее окажется не из лучших. Пока что никаких неприятных ощущений не было: привычная расслабленность и легкая заторможенность после очередной порции грез. Айвен не мог вспомнить, что видел в дурмане, да и не очень-то хотелось. Пожав плечами, он бросил трубку в давно погасший камин, где оставался один пепел.
А раз у него есть будущее, надо сделать все возможное, чтобы в нем была Анна. Она сказала, что любит, – остальное не имеет значения. Он сделал ошибку, когда отправил ту злополучную карточку в Верн. Надо было вначале покончить с прошлым, а потом уже думать о том, что ждет впереди. Теперь придется исправлять ошибку, но ничего не поделаешь. Дьявол и преисподняя, ему так хотелось побыстрее увидеть Анну…
Айвен подошел к двери кабинета и уже взялся за ручку, когда осознал весь ужас произошедшего. Нет, не вспомнил, но этого было и не нужно: испуг в глазах Анны, синяки у нее на шее и руке говорили о случившемся достаточно. Но вот осознание того, что на самом деле заставило Анну уйти, пришло только что. Она испугалась, это правда, но Анна, его Анна всегда могла справиться со страхом. Она захотела уйти, потому что он солгал. Можно, конечно, вести этические споры о том, что недоговаривать всей правды – не значит лгать, но все это лишь философия. Реальность такова, что он не только солгал – он солгал трусливо. Тот глупый юный Айвен, которого Анна помнила, никогда бы так не поступил. Айвен криво усмехнулся. Что ж, он изменился – и не в лучшую сторону. Положа руку на сердце, он не смог с ходу припомнить ничего, что в нем изменилось к лучшему. Разве что… солдатом и агентом он стал превосходным. Но кому это интересно? Даже военное ведомство не особо сопротивлялось, когда Айвен заявил об отставке.
