Мэри Бэлоу - Бессердечный
Эшли не было дома. И Люк не знал, обрадует ли теперь его брата какая-нибудь другая новость, кроме того, чтобы он убрался к черту или, в крайнем случае, обратно в Париж.
Покинув дом Гарндонов, Люк отправился в Уайт-клуб, чтобы поесть и передохнуть после всех волнений этого утра. Там он встретил Тео. Дядюшка, как Люк и ожидал, очень обрадовался и начал так трясти его руку, как будто хотел оторвать ее. Он так бурно выражал свой восторг, что привлек внимание других посетителей, и вскоре полклуба знало о его предстоящей свадьбе.
«К началу бала все благородное собрание будет в курсе моей личной жизни», – с тоской подумал Люк.
Сегодня ему еще надо было получить разрешение на их брак и объявить о предстоящей церемонии, чтобы сообщение напечатали в завтрашних утренних газетах.
День близился к закату, когда Люк приехал в отель, где жила маркиза де Этьен. Она только что вернулась с прогулки, но уже успела переодеться в просторный халат.
Маркиза встретила Люка, протягивая ему руки и надменно улыбаясь.
– Ах, сheri, – промолвила она, подставляя щеку для поцелуя, – я ужасно зла на тебя. Я слышала, что прошлым вечером ты взял с собой в театр какую-то англичаночку, потому что твоя маман была там и ты побоялся появиться с французской маркизой! А сегодня я дожидалась тебя целый час. Но потом я сказала себе: «Нет, не буду больше ждать этого обманщика. Может быть, мне вернуться в Париж н найти себе верного любовника? Многие были бы счастливы оказаться им!»
– Знаю, Анжелика, – ответил Люк. – Чести быть твоим любовником добиваются во Франции упорнее, чем милости короля.
– Ты бесстыжий лжец! Люк – золотой язык. Я не могу не простить тебя, хотя следовало бы помучить еще с часик. Но ведь это будет потерянный час, сheri? Лучше я уложу тебя в постель, а ты потом будешь хвастать об этом всем своим чопорным англичанам. Иди ко мне. Сегодня ты должен быть моим львом – у тебя это так хорошо получается. Иди, я готова отразить твою атаку, mon аmоur.
Она томно прикрыла глаза.
Предложение было очень заманчивым. Люк подумал о том, как хорошо было бы провести с Анжеликой хотя бы час. Она так соблазнительна и так искусна в любви. Но он счел нечестным скрывать от нее то, что она имела право знать. В конце концов, она не та женщина, которой платят за любовь и не спрашивают о ее собственных чувствах.
– Наверное, тебе лучше было бы не покидать Париж, – сказал он. – Там ты сияшь, как яркая звезда. В Лондоне тебе не место. Пожалуй, тебе следует вернуться.
– Мы вернемся вместе, дорогой. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Но сейчас не время для разговоров. Я жду от тебя другого. Возьми меня. Заставь меня молить о снисхождении и кричать от восторга. Возьми меня, мой лев!
– Леди Анна Марлоу, которую я сопровождал вчера вечером в оперу, сегодня утром согласилась стать моей женой. Мы обвенчаемся через три дня.
Несколько секунд она молча смотрела на Люка и вдруг больно ударила его по лицу.
Она набросилась на него с кулаками, царапаясь и кусаясь и осыпая его проклятиями, которые обычно можно услышать только в парижских трущобах. Люк не защищался. Однако ему понадобилась вся его сила и немало времени, чтобы успокоить Анжелику. Ему удалось это сделать, только повалив ее на кровать, придавив своим собственным телом и сжав ее тонкие запястья у нее над головой. Он чувствовал, как тяжело она дышит.
– Люк, – сказала Анжелика, и он увидел, как ненависть покидает ее, когда она смотрит в его глаза. – Люк, я стала такой дурочкой из-за тебя. Я последовала за тобой в Англию, хотя ты и не звал меня. Я простила тебя сегодня, хотя мне следовало приказать слугам захлопнуть у тебя перед носом дверь. Я разозлилась, вместо того чтобы оставаться презрительной и холодной. Со мной никогда не случалось такого раньше. Я – маркиза де Этьен. Я из тех, кто разбивает сердца, ведь так?
– Да, – ответил он. – И Париж полон ими.
– И все-таки я повела себя как настоящая дура. Позволила тебе разбить мое сердце. Я мечтала стать твоей женой. Разве ты не понял – я готова была покинуть Париж навсегда. За тобой я пошла бы и на край света. Я была бы твоей герцогиней.
Он молча смотрел ей в глаза.
– Люби меня, – прошептала она. – Люби, как это умеешь только ты один.
Но он уже встал и поправил одежду. Комната вдруг показалась ему маленькой и душной. Он думал только о том, чтобы скорее оказаться на свежем воздухе.
– Не могу, Анжелика, – сказал он. – Это было бы нечестно. Прости меня, дорогая. Я думал, ты приехала ради удовольствия.
– Ах, Люк. – Она лежала в той же позе, в какой он оставил ее, с закинутыми за голову руками. – Так оно и было, сheri. Для самого прекрасного удовольствия, которое я когда-либо испытывала.
Люк поднял шляпу и трость. Пора уходить отсюда. Но ее голос остановил его, когда он уже открыл дверь.
– Правда то, что говорили о тебе в Париже. Мне следовало бы прислушаться. Но я думала, что и сама такая же. Они говорили, что у тебя нет сердца, сheri.
Спускаясь по лестнице, Люк заставлял себя идти медленно и спокойно. Второй человек сегодня упрекнул его в том, что у него нет сердца. Сперва – Эшли, а теперь – Анжелика. И они были правы.
Как глупы люди, что позволяют себе любить, думал он, ускоряя шаги. Любовь приносит только боль, унижения и бессильную ярость. Любовь заставляет терять контроль над собой и власть над своей судьбой.
Он вдруг подумал о приближающемся вечере и двух турах, которые пообещала ему леди Анна. Она была в его жизни как дуновение свежего ветерка. Люк надеялся, что она будет улыбаться ему и кокетничать с ним, даже танцуя с другими. Он знал, что весь вечер проведет в бальном зале, даже если станцует всего два тура, только ради удовольствия видеть ее.
Три дня до свадьбы пролетели так быстро, что Анна не успела даже перевести дух. Каждый день она обещала себе подумать и найти выход из того положения, в которое попала, поддавшись искушению. Но у нее не находилось на это времени. Герцог Гарндонский танцевал с ней на балу, как и обещал, и наблюдал за ней весь вечер своим обманчиво ленивым взглядом, то открывая, то закрывая веер. На нем опять была косметика: пудра, и помада, и черная мушка на щеке. Он совсем не походил на того герцога, которого она впервые увидела у леди Дидперинг. Он был в бледно-голубом, и на его пальцах, шейном платке и эфесе шпаги сверкали бриллианты.
Анна смотрела на него весь вечер, хотя и не пропустила ни одного тура. Она улыбалась ему, танцуя с другими, улыбалась, глядя на него поверх своего раскрытого веера, и не верила, что когда-нибудь перестанет улыбаться.
Однако все было совсем не так, как раньше. Казалось, об их помолвке знают все. За их взглядами напряженно следили десятки глаз, и каждая ее улыбка вызывала перешептывания. Это было очень забавно и приятно.
