Кристина Брук - Без ума от графа
Но она не любила Лодердейла. Возможно, не любила Гриффина Девера, ведь совсем его не знала, но в его взгляде явственно проглядывала жажда любви, — это волновало ее гораздо больше, чем все томные взгляды, полные благопристойности, которые бросали на нее светские кавалеры.
Как только Розамунда переоделась, к ней вошла мать.
— Моя дорогая Розамунда, бедняжка, какая ты несчастная.
Однако в ее голосе не слышалось волнения. Иногда Розамунда спрашивала себя, способна ли ее мать к проявлению искренних теплых чувств.
— Судя по всему, ты имеешь в виду лорда Трегарта, — как ни в чем не бывало заметила Розамунда.
— Конечно. А кого же еще? Он совершенно невозможен. — Нерисса изящно взмахнула рукой, жест должен был подчеркнуть убедительность ее слов. — Как ты собираешься с ним жить?
Очень просто. Она собиралась сделать из него образцового мужа и воспитывать рожденных от него детей. Любить его, любить детей, и чтобы в их доме было тепло и уютно. Вот так рисовала себе будущую жизнь Розамунда.
Но вместо всего этого она сказала:
— Энди постарается придать ему приличный вид. В новом обличье лорд Трегарт сможет производить более приятное впечатление. Какое-то время он под моим присмотром будет выходить в свет, ну а потом мы поженимся.
— Ага, а затем ты отошлешь его назад в провинцию, а сама останешься в Лондоне и будешь по-прежнему наслаждаться всеми радостями светской жизни, — одобрительно закивала Нерисса. — Чудесный план. А ты уже выбрала себе чичисбея, по-итальянски верного друга? Впрочем, я, кажется, догадываюсь, кто он.
Розамунде хотелось тут же опровергнуть материнские вымыслы, но, хорошо зная мать, решила не торопиться со своей откровенностью.
Осторожность взяла верх над искренностью. Розамунде не хотелось открывать перед матерью свои подлинные чувства. Ее влекло к Гриффину, но признаваться в этом было рискованно и легкомысленно. К переживаниям и чувствам своих детей Нерисса была совершенно равнодушна. По собственному опыту Розамунда знала: если ей что-либо хотелось, то об этом до поры до времени лучше было помалкивать.
Не желая выводить мать из приятных заблуждений, она постаралась придать своему лицу самое простодушное выражение.
— Не понимаю, кого ты имеешь в виду. Кроме того, как можно говорить о флирте, если я еще не замужем.
— Моя дорогая, а для чего тогда светские сезоны, как не для того, чтобы присмотреть себе будущего любовника? — искренне удивилась Нерисса. — Последние годы прошли для тебя впустую.
Тут Нерисса улыбнулась.
— Впрочем, не совсем впустую. Хотя тебя считают благоразумной, однако ни для кого не секрет, что Лодердейл только ждет своего часа, чтобы увести тебя от мужа.
— Капитан Лодердейл — благородный человек, — начала было Розамунда.
Мать рассмеялась.
— Он благородный до тех пор, пока светло. Он сгорает от желания согреть твою постель, как только этот ужасный увалень выполнит свой долг. — Нерисса пожала плечом. — Впрочем, тут нет никакого преступления. Единственная выгода, которую леди получают после замужества, заключается в том, что можно быть неверными своим мужьям. Как мне жаль тех несчастных, которые выходят замуж по любви! Быть привязанной к одному-единственному мужчине всю жизнь?!
Нерисса передернула плечами.
Розамунда ничего не сказала в ответ. Конечно, ей были известны наклонности ее матери. Маркиза без конца перебегала из постели одного любовника в постель другого, словно выполняя некий таинственный танец.
Розамунда на собственной шкуре изведала все печальные последствия подобного образа жизни и поклялась, что никогда не последует примеру легкомысленной матери. Как только она выйдет замуж за Гриффина, прежде всего станет охранять семейный очаг: в доме должно быть уютно и покойно.
Ничто на свете не могло поколебать ее мечты, помешать добиться своей цели — ни мать, ни даже будущий муж.
— Мама, ты поедешь сегодня на раут, который устраивает леди Бигглсуорт? — спросила она, меняя тему беседы. — Герцог придумал нечто вроде семейного вечера.
Слишком поздно Розамунда поняла, как ошиблась, упомянув о вечере, на который ее мать не была приглашена. И все из-за того, что она считала, что герцог, ее брат и кузины были ей ближе и роднее, чем мать.
Нерисса невозмутимо ответила:
— Нет, я приглашена в другое место. Полагаю, там будет интереснее и веселее, чем у вас, дорогая. Как тебе еще не надоел герцог своим занудством и тупостью?
Монфор и леди Стейн никогда не питали друг к другу теплых чувств, но когда герцог забрал к себе детей Нериссы, между ними, казалось, пробежала черная кошка.
Герцог заявлял, что поступил точно в соответствии с волей покойного отца. Розамунда подозревала кое-что другое, но об этом не осмеливалась заговаривать с опекуном.
— Я вполне довольна, мама, — ответила она. — Во всяком случае, мне остается жить у герцога не так уж долго.
Хотя Нерисса не намеревалась обижать ее, тем не менее Розамунде стало неловко. Однако она не подала и виду, хотя сегодняшний визит к матери оставил неприятный осадок в душе.
Она как ни в чем не бывало улыбнулась.
— О, можно смело сказать, что мы с тобой еще не раз увидимся до этого события.
Леди Стейн с рассеянным видом, как будто забыв о незаконченном портрете, думала о чем-то своем. Розамунда тоже не горела желанием напоминать об этом матери. Если повезет, то незавершенная картина, вероятно, перекочует в мансарду, где и останется, никому не нужная и всеми позабытая. Как она сглупила, когда, выполнив материнскую просьбу, согласилась стать моделью для портрета. В следующий раз, чтобы избежать подобной неловкости, она непременно возьмет с собой Тибби.
— Аревуар, моя любовь, — сказала Нерисса, махнув на прощание рукой.
Зная, что мать не любит целоваться, Розамунда просто сделала реверанс.
— И ты не попросил его остаться у нас! — Возмущению Розамунды не было предела. — Энди, о чем ты думаешь? Почему ты такой невнимательный?
Розамунда и Эндрю Лидгейт сидели в небольшой уютной комнате, где привыкли уединяться, еще когда были детьми. Она словно была создана для доверительных бесед.
В центре комнаты лежал огромный дог мраморного черно-белого окраса, всеобщая домашняя любимица по кличке Офелия. Собака, как и сама обстановка, остававшаяся неизменной на протяжении многих лет, придавала их беседе еще более непринужденный характер.
Хорошо знакомая обстановка, которая была точно такой же, как и в тот день, когда испуганную и растерянную Розамунду еще девочкой впервые привезли в этот дом, напоминая ей о прошлом, позволяла соотнести его с ее нынешним положением.
