Александра Риплей - Скарлетт
— Да, ожог сильный, это факт, — сказал доктор Древлин. — Надо смазывать его жиром, пока не вырастет волдырь, который я потом надрежу и удалю жидкость.
— Доктор, ей же больно. Вы можете что-нибудь сделать, чтобы она так не мучилась? — Рукав платья Скарлетт пропитался слезами Кэт.
— Возьмите масло и смажьте пораженный участок. Со временем жжение станет слабее.
— Со временем, вы говорите? Скарлетт резко развернулась и бегом бросилась к экипажу. Она отвезет Кэт к мудрой старой Грейн.
Как далеко! Скарлетт забыла, что башня и река были на таком большом расстоянии от дома. Ее ноги гудели от усталости. «Добежать бы!» — пронеслось у нее в голове. Она побежала так быстро, словно на нее спустили свору гончих псов.
— Грейн! — громко крикнула она, добравшись наконец до зарослей остролиста. — Ради всего святого, помоги моему ребенку.
Знахарка вышла из-за деревьев.
— Устроимся прямо здесь. Не надо никуда бежать, — негромко сказала она.
Она села на землю и вытянула руки:
— Иди к Грейн, Дара. Я заставлю боль выйти из твоего тела.
Скарлетт бережно передала свою драгоценную ношу, затем нерешительно присела, готовая в любой момент схватить Кэт и снова бежать, бежать туда, откуда можно ждать помощи.
— Я хочу, чтобы ты дала мне свою руку. Дара. Я буду говорить с твоим ожогом — он должен послушаться и уйти с твоей ладони.
Грейн говорила спокойно, но уверенно. Кэт внимательно посмотрела на нее своими настороженными зелеными глазами. Покрытое морщинами лицо старой женщины осталось невозмутимым. Тогда девочка осторожно положила свою пострадавшую руку тыльной стороны на жесткую, с въевшимися следами разных трав, ладонь Грейн.
— У тебя большой, сильный ожог. Дара. Чтобы заговорить его, мне потребуется время, но скоро ты почувствуешь себя лучше.
Она тихонько подула на обожженную кожу. Один, два, три раза. Затем Грейн, близко наклонившись к руке Кэт, начала едва слышно нашептывать какие-то слова.
Что она шептала, ухо Скарлетт не улавливало. Ее голос напоминал едва слышный шелест молодых зеленых листочков или нежное журчание в теплый солнечный день бегущего по камешкам хрустально-чистого ручейка. Не прошло и трех минут, а может, и того меньше, как Кэт перестала стонать. Скарлетт опустилась на землю. Напряжение стало проходить, мышцы ее приятно расслабились. Тихое, монотонное, убаюкивающее бормотание продолжалось. Кэт начала клевать носом, и вскоре ее голова упала на грудь Грейн. Старая знахарка не останавливалась. Скарлетт полулежала на локтях, но мало-помалу и ее начало клонить в сон; наконец, голова ее поникла совсем, и через несколько секунд она уже крепко спала. А Грейн все шептала и шептала, заговаривая обожженное место, и медленно-медленно опухоль на ручке Кэт стала спадать, красное пятно становилось все меньше и меньше, и вот настал момент, когда кожа на ладошке стала ровной и гладкой, словно не было никакого ожога.
Грейн замолчала, подняла голову, облизав потрескавшиеся губы. Она положила одну руку Кэт на другую, ласково обняла спящего ребенка и начала его легонько покачивать, что-то едва слышно напевая. Прошло много времени, прежде чем она остановилась.
— Дара, — позвала она. Кэт открыла глаза. — Вам пора идти. Разбуди маму. Грейн устала и хочет спать.
Знахарка поставила Кэт на ноги, а сама на коленях отползла в глубь зарослей остролиста.
— Мама, проснись. Нам пора идти.
— Кэт? Как я умудрилась заснуть? Что произошло? Как ты себя чувствуешь, мой ангел?
— Я немножко поспала. Рука уже прошла. Можно я пойду поиграю к башне?
Скарлетт посмотрела на ладошку дочери. Никаких следов ожога.
— О, моя Китти-Кет. Иди ко мне, моя крошка. Твоя мамочка очень хочет, чтобы ты ее обняла и поцеловала.
Она задержала на мгновение Кэт в своих объятиях, а затем разрешила ей идти, куда она хочет. Это был ее подарок Кэт.
Кэт прижалась к щеке матери.
— Я думаю, что лучше мне пойти домой выпить чая с пирожными, а поиграть можно потом, — сказала она. — Пошли домой.
Это был подарок Кэт матери.
«Миссис О'Хара была околдована. Ее ребенок, которого ей подменили эльфы, и колдунья разговаривали на не известном людям языке», — утверждал Нел Гаррити. По его словам, она все видела собственными глазами и была так напугана, что побежала прямиком к реке, совершенно от страха позабыв, что брод совсем в другом месте… Она наверняка бы утонула, говорил Нел, если бы Бойн в этом году так сильно не обмелел.
— Она отгоняет своим колдовством дождевые облака от наших полей.
— А вы слышали, что в тот самый день корова Энни Магинти, одна из лучших дойных коров в Триме, вернулась домой без молока?
— У Дана Хоулихана из Навана на ступнях выросли такие бородавки, что он не может даже на землю встать.
— Подмененное дитя каждый день катается на волке, одетом в шкуру пони.
— Если тень ведьмы падает на маслобойку, то масла с ее помощью никогда уже не сделать.
— Знающие люди говорят, что она может видеть в темноте, а глаза ее светятся, когда она рыщет посреди ночи в поисках добычи.
— Вы слышали историю ее рождения, мистер Райлли? Она появилась на свет в канун дня всех святых, когда небо было словно расчерчено яркими полосами пролетавших комет…
Невероятные истории передавались из уст в уста, становясь достоянием всей округи.
Через несколько дней миссис Фицпатрик нашла на ступеньках Бит Хауса, безжизненного дохлого полосатого кота Кэт. Окрас был задушен, во вспоротом животе отсутствовали внутренности. Она завернула кота в тряпку и спрятала в комнате до темноты, чтобы никем не замеченной пробраться к реке и бросить бедное животное в воды Бойна.
Розалин Фицпатрик без стука вошла в дом Колума. Он молча посмотрел на нее, но остался сидеть.
— Я так и знала! — воскликнула она. — Ты не можешь пить в трактире, как все нормальные люди, а прячешь свою слабость дома, что ужасно для мужчины.
Ее голос был полон презрения. Она брезгливо ткнула туфлей загородившие ноги Стивена О'Хара, который лежал с открытым ртом и громко храпел. Тяжелый перегар, казалось, пропитал все в комнате.
— Оставь меня в покое, Розалин, — устало произнес Колум. — Я и мой кузен оплакиваем крушение последних надежд на возрождение Ирландии.
Миссис Фицпатрик язвительно бросила:
— Да неужели, Колум О'Хара? Вызови своего второго кузена: может, на твое счастье, у него тоже рухнула какая-нибудь надежда и можно будет открыть очередную бутылку? Впрочем, у тебя появится повод приложиться к новой бутылке, когда Скарлетт станет оплакивать смерть своей ненаглядной дочери. Интересно, будешь ты плакать, если твоя крестница погибнет? Клянусь тебе, Колум, ребенок Скарлетт в смертельной опасности.
