Серебряная кожа. Истории, от которых невозможно оторваться - Элеонора Гильм
Вета побежала, и дядя Саша что-то кричал ей вслед. Она почти не видела дороги, мчалась как угорелая – насколько так можно было назвать передвижение убогой Колченожки – и не заметила бордюра. Не успев даже вскрикнуть, Вета упала на коленки. Ладони кровоточили, ободранные до розового мяса, любимые джинсы порвались в клочья.
Закрыла глаза, помедлила минутку и попыталась встать. Больная нога подламывалась, протез врезался в обрубок – как тогда, много лет назад, когда впервые пристегнула пластмассовую ногу.
– Ты что ж творишь, девочка?! Сейчас в травмпункт поедем.
У Веты не было сил сопротивляться, спорить – зверски болели колени, пересохло во рту.
– Ничего страшного не случилось, переломов нет. Скоро будет как новенькая ваша дочь.
– Ага, дочь на час, – устало съязвила Вета. – Уже поздно, надо в Цепом позвонить.
–Ты не поедешь в Центр. Я договорился с директором.
– А, отправимся к любимой мамочке на пироги?
– Нет.
Мужчина нервно сжимал руль и не смотрел на Вету. Машина свернула в знакомый двор и остановилась.
– Я выгнал квартирантов. Будешь жить здесь, в своем доме. Продукты – в холодильнике.
– А что, мне можно одной жить?
– Нет, но… В школе отвечай, что проживаешь в семье. Официально ты все еще под нашей опекой.
– Мошенничаем, да? Идем против закона? А-я-яй, чему ребенка учишь.
Он устало мотнул головой.
– Пошли провожу тебя.
– Не надо, я сама. – Вета чувствовала боль в ободранных коленях, но помощи дяди Саши не желала.
– Сама так сама. Вот карточка. – Жесткий прямоугольник скользнул в ее руку. – Я каждый месяц буду переводить деньги.
«Подарок от дяди Саши, – ехидно подумала Вета. – Заранее все приготовил, купил продукты – знал, что я не смогу отказаться». Это почему-то еще больше разозлило.
– Спасибо вам за милостыню, добрый дядечка.
– Завтра после школы заберем твои вещи с приюта. И… прости меня, Лета, – он посмотрел прямо в глаза. «Ему плохо, очень плохо», – поняла девочка, но злость никуда не пропала.
– Не называй меня так, бесит. Я Вета!
От имени Лета теплело в груди холодными ноябрьскими вечерами. Но то время прошло… Не Лета, а Зима!
Лавочка стояла на прежнем месте. Возле нее сидел облезлый серый кот и энергично вылизывал лапу. Она затаила дыхание. Такого быть не может! Это же не книга со счастливым финалом.
– Атос?
Кот поднял разноцветные глаза и возмущенно мяукнул.
– Прости меня, – прижала она к себе мушкетера. – Как ты жил один?
Предатель уехал, теперь можно не притворяться. На глаза набежали слезы, они лились, гадкие – да так, что не остановишь. Атос не спешил отвечать, но его чуть обиженное урчание давало надежду на прощение.
Кажется, чудеса случаются не только в книгах.
35
Катя плюхнулась на диван, задрав длинные ноги. В одну сторону улетел портфель, в другую – пестрая куртка.
– Пожалуйста, не создавайте в квартире беспорядок, мадмуазель, – грозно насупила брови Вета.
– Да ну тебя! Свобода! Хата в полном распоряжении – мне бы так, – подруга осеклась, увидев злой взгляд Веты.
– Сама не знаешь, о чем говоришь. Жить одной просто невыносимо! Ночью такая тоска накатывает! Вчера перебирала бабушкины вещи, ревела белугой. Все меня оставляют, все, кого я люблю. Родители, бабушка, он…
– Ну дядя Саня, положим, тебя не оставил. Вариантик крутой замутил. Вроде опекун, но ты че хошь, то и делаешь.
– Да, счастье для транжиры… А у меня деньги на карте остаются. Хоть на мороженое трать, хоть на кино, хоть на шмотки.
– Хороший у тебя опекун. А вы как ладите? Забыли контры?
– Да как сказать… Ненастоящее все какое-то. Раньше было по-другому.
Она никому не рассказывала, даже Кате, о тех чувствах, что пережила, вновь оказавшись в приюте. О том, что Ксения Львовна уверяла: решение принято обоими опекунами. Тогда Вета всех ненавидела и никому не верила, даже дяде Саше. Ей хотелось разорвать мир на куски…
– Ну подруга, не угодишь тебе! – Катя подскочила, включила магнитофон. Он немедленно выдал низкие басы, выплюнул речитатив американского рэпера. Атос прижал уши и удалился в другую комнату, возмущенно задрав хвост.
– Танцевать давай, Ветка.
– С меня танцор… Как с тебя Менделеев, – но Вета, подчиняясь дерзкой музыке, неловко закружилась в танце.
36
Последние майские дни тянулись для 9 «А» неимоверно долго. Учителя как сговорились и решили нагрузить напоследок детишек багажом знаний. Раннее лето, горы учебников, первые серьезные экзамены и тянущая боль в животе…
Она смотрела в окно и пропускала мимо ушей объяснения учителя. Худой, голенастый математик изображал на доске четкую параболу, а Вета чертила на обороте тетради легкомысленные кошачьи мордочки. После звонка Катька убежала в коридор с Олегом. Мордочки топорщились усами, улыбались Вете. Парту слегка тряхнуло – сел кто-то тяжелый, неуклюжий.
– Слышь, Колчено… Ветка.
– Что тебе?
Она уставилась на парня. Только не отводить глаза, сильные люди ничего и никого не боятся!
– Это Юлька все, знай. Я не причем, серьезно говорю. Она пугала… Знает про меня всякое. Грозила отцу рассказать, если не сделаю, как попросила.
Снегирева решила приколоться над Колченожкой, поставить ту в неловкую ситуацию, а Мишка увлекся… Он даже забыл про ее протез, губы Веты казались мягкими и сладкими. Мишка в этом вопросе не был новичком.
– Значит, шантажировала тебя…
– Да, поугорать хотела. И телефон твой у Юльки остался, а она специально взяла и раздавила. Сама хвасталась. Вот…
Вета кивнула и отвернулась от Мишки. Хулиган потоптался еще пару минут и спрятался на последней парте.
За окном воробьи затеяли веселую кутерьму, оглушительно спорили о чем-то. Один из них в пылу ссоры залетел в кабинет и теперь метался от стены до стены. Девятиклашки подняли не меньший гвалт, чем птахи, улюлюкая и бегая за воробьем.
– Все сели по местам, – худой математик обладал замечательно громким голосом, 9 «А» вернулся на насесты.
Воробей наконец вылетел в окно и растворился в щебечущих собратьях, что шуршали в кустах рябины.
Почему-то отпустило. Тот комок, что сжимал горло, сдавливал грудь последние месяцы, стал стекать вниз. Скоро и Мишка, и Юлька, и 9 «А», и все нынешние проблемы станут далеким прошлым. Вета счастливо зажмурилась и постаралась понять, о чем битый час распинается математик у доски.
37
– Маша!
Сгорбленная фигура тащила подозрительного вида авоську, позвякивавшую при каждом шаге.
– Маша, да стой ты! – Вета моментально узнала подругу, прошедшие годы почему-то мало ее изменили.
– Вета? – фигурка остановилась.
– Я тебе звонила. Ты почему трубку бросила?
Вета боялась: Мышка так и уйдет, не сказав ни слова. Такая встреча – редкая удача. Как же до нее достучаться?
– А
