Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой - Ольга Васильевна Болгова
– Нет, ваша рана меня не пугает, – сказала Мод.
Его рана действительно не пугала ее, куда больше волновал его взгляд и мысль, что сейчас ей придется дотронуться до его тела.
– С-снимайте рубашку, сэр, – запнувшись, она поспешно наклонила голову, чтобы скрыть замешательство, а заодно откупорить баночку, что удалось не сразу – руки ее чуть дрожали.
Коротко вздохнув, он повернулся спиной, спуская с плеч слегка влажную рубашку, пропахшую дымом.
Она собралась с духом, зачерпнула пальцами густую пахучую мазь и стала смазывать рубец аккуратными, почти невесомыми касаниями.
Легкие движения ее пальцев, пощипывание кожи, тепло, следующее за прикосновениями, – что еще нужно мужчине, давшему слово не дотрагиваться до доверившейся ему женщины. Что еще нужно? Многое. Так чувствует себя привязанный к мачте приговоренный – теплый бриз ласкает его лицо и шею, а душа корчится в муках, ожидая близкой неминуемой казни. Или примерно так.
Ласковый бриз дышал ему в спину, что-то нашептывая себе под нос, словно колдуя.
– …на меду и овечьем жире, – тихонько приговаривала Мод, смазывая рану, – с капелькой настоя полыни, собранной на рассвете. Розмариновое масло и желток, толченая кора дуба, отвар из омелы и ягод можжевельника, ромашки и шалфея. Очень хорошо помогает при ранах и ожогах, я в том не раз убеждалась. Боль утихнет, пройдет, и все быстро заживет…
Она всегда разговаривала с больными, по опыту зная, как важны для них слова утешения и поддержки, и даже перечень состава мазей и свойств растений внушает надежду на выздоровление.
Впрочем, этому больному, похоже, не требовались слова утешения.
Ральф, стараясь растянуть мучительное удовольствие и благодаря всевышнего за воспалившуюся рану, сообщил, что ему становится легче, но еще недостаточно легко, и рана требует, видимо, еще не одной порции чудодейственной мази, втертой столь умелой рукой.
– Вы словно шаман белой совы, – сказал он и поспешил объясниться, чтобы не напугать свою спутницу подобными кощунственными словами. – Это колдун племени дикарей, они называют себя йеттами и живут в далекой стране, что зовется Америка, на берегах огромных прекрасных озер. Я жил в их племени. У них своя, иная вера, и свои боги – тотемы. Йетты поклоняются земле, воде, зверю и птице. Каждый из них выбирает своего зверя-покровителя и живет с его именем, словно он и есть тот зверь, и та птица, – Ральф пустился в рассказ о жителях Америки, то ли чтобы отвлечь себя от греховных мыслей, то ли ему просто захотелось рассказать о своих странствиях колдунье, кружащей его голову.
– И вот здесь, чуть пониже, там тоже болит, – добавил он, последнее относилось к боевой ране в широком смысле слова.
Мод не верилось, что Кардоне на самом деле бывал там, где живут диковинные племена со странными верованиями и покровителями. Наверное, он вычитал это из каких-нибудь иноземных книг, в которых, как она слышала, могут написать что угодно. Или эти дикари – плод его воображения. На всякий случай она потрогала кожу повыше рубца, чтобы убедиться, что у него нет жара. Кожа у него была теплая, сухая, гладкая и удивительно нежная на ощупь. Мод постаралась вновь сосредоточиться на рубце, а не разглядывать обнаженную спину мужчины, на которой перекатывались крепкие мышцы, но было невозможно не заметить еще несколько старых шрамов – один был под лопаткой, другой тянулся по плечу и исчезал под густыми завитками темных волос на сильной шее.
К счастью, его нынешняя рана не представляла серьезной угрозы для жизни, хотя наверняка доставляла ему немало неудобств. Поразительно, как – при постоянной боли – ему хватало выдержки и терпения проводить много часов в седле, сражаться, да еще таскать на себе горе-попутчицу.
«Наверное, поэтому он все время такой сердитый и раздраженный», – решила Мод, осторожно смазывая поясницу Кардоне – место, на которое он указал, хотя там не было никаких заметных повреждений или припухлостей. В любом случае воспаление непременно пройдет, а рубец разгладится.
Девушка еще раз бережно обвела кончиками пальцев края раны, убедилась, что мазь лежит ровным слоем, и достала длинный кусок чистого полотна. Чтобы наложить повязку, пришлось ближе придвинуться к Кардоне и чуть не заключить в объятия, обматывая ткань вокруг его тела, что вызвало в ней очередную волну смущения и неловкости.
Закончив, она отступила от него и села на овчину, прикрывающую ворох соломы.
– Теперь можно… одеться, сэр, – пробормотала Мод, укладывая коробочку с мазью в мешочек.
Она не поднимала глаз, ни когда он натягивал на себя рубаху, ни когда опустился рядом с ней, вытянув ноги к очагу.
– К вечеру наступит облегчение… надеюсь, – по-прежнему избегая смотреть на Кардоне, Мод уставилась на огонь, вдруг почувствовав себя неимоверно усталой. Она почти не спала ночью, не считая пары часов сна верхом на лошади, а затем столько всего произошло… Девушка подавила зевок, прикрыв рот рукой, и бессильно уронила ее на колени.
– Нужно будет… потом… еще смазать… – с трудом проговорила она. Веки ее налились тяжестью, голову потянуло вниз, и неудержимо захотелось прилечь.
Ральф раскинулся на соломе и с удовольствием потянулся. Усталость переходила в сонную истому – сказывались бессонная ночь, схватки и гонки по Кембриджу и его окрестностям вкупе с соседством молодой женщины, чьи пальцы только что столь нежно касались его тела, а сама она столь доверчиво устроилась рядом и, кажется, засыпала.
По крыше все хлестал дождь, завывал ветер, непогода разгулялась не на шутку. Пламя зашипело брызгами воды, попавших в очаг, поднимая пар, и Ральф нехотя поднялся, чтобы подбросить пищи огню. Он повозился с очагом, раскладывая поленья так, чтобы подольше поддержать огонь без добавочного топлива; выглянул наружу, осторожно приоткрыв низкую дверь и удостоверившись, что дождь льет все с той же силой, словно на Кембриджшир низвергся океан; попытался выжать из опустошенной фляжки несколько капель сахарного вина и вернулся на покинутое ложе. Леди Вуд спала, уткнувшись головой в тюк соломы.
Вновь помянув нечистого, он устроился рядом с нею, разглядывая ее лицо в смутных бликах пламени. Он не мог объяснить, что за чувство посетило его. Странное, незнакомое, никогда не изведанное им ощущение.
«Ты ли это, Кардоне, лежишь рядом с женщиной и даже не пытаешься ничего сделать? Берт бы долго смеялся, узнав о таком…»
Леди Вуд зашевелилась, подвинулась к нему и уткнулась головой в его плечо. Он осторожно приподнял ее, подсунул руку под спину и обнял, прижимая к себе. Пальцы скользнули по груди, стянутой корсетом.
«Что ж, Кардоне, ты переживал и не
