Стефани Блэйк - Великолепная страсть
– Дорогой, не перейдем ли мы к обсуждению более приятных тем? В конце концов, завтра наша свадьба, и сегодня вечером нам надлежит быть веселыми и радостными.
Но стычка между Коллинзом и Майрой оказалась неизбежной. Глаза ее метали молнии в сторону Коллинза, и наконец Майра взорвалась:
– Карл, я нахожу вас самовлюбленным и невыносимым негодяем и хамом.
Уэнди затаила дыхание и прижала платок ко рту. Брэд заговорил, и его лицо и голос выразили крайнее неодобрение:
– Майра, как ты можешь! Мы гости Карла. Ты не только забыла о хорошем вкусе, но повела себя еще и непростительно дерзко и нагло для молодой невежественной женщины, чтобы бросать вызов такому образцовому и опытному государственному деятелю, как Карл!
Майра хлопнула себя рукой по лбу.
– Боже мой! Ты говоришь так же высокомерно и помпезно, как он. И, позвольте заметить, Коллинз, вам не стоит беспокоиться о моей хорошенькой головке. Я сама могу о ней позаботиться, а мыслю я достаточно ясно, чтобы понять, что вы и вам подобные – подлинные враги нашей страны, гораздо более опасные, чем бедные индейцы. «Мир и процветание, надежда на благополучие и счастье!» Неужели вы забыли, что сказано в Декларации независимости, мистер Коллинз? Мы считали самоочевидными вещами, аксиомами, что все мы созданы равными и что индейцы, как и все остальные люди, наделены Создателем некоторыми неотъемлемыми правами, среди которых не последнее место занимают жизнь, свобода и стремление к счастью. Господь создал индейцев такими же, как мы, и они обладают теми же правами. Нет, мистер Коллинз, вы и в грош не ставите принципы, на которых зиждется государство. Вам плевать на мир и процветание американского народа. Все, что имеет для вас значение, – это возможность заполучить власть и богатство. Вам нужно все больше и больше власти и богатств! Но, что еще хуже, вы стремитесь распространить свою власть за пределы нашей страны, за пределы нашего континента. Сначала опасность для вас представляли французы, когда они возвели на трон Максимилиана и сделали императором Мексики. Политики из радикалов вопили: «Войдите в Мексику и спасите ее от французского империализма!»
К счастью, мексиканцы сами разобрались с Максимилианом и потому обезопасили себя от сомнительного блага наслаждаться империализмом американского розлива вместо французского. А теперь «угрозой» для американской демократии становится Испания. Все эти треклятые испанцы, ошивающиеся недалеко от наших берегов, на Кубе, только и ждут подходящего момента, чтобы осуществить вторжение в Соединенные Штаты.
Коллинз молча взирал на нее с высокомерной и самодовольной улыбкой.
– Я бы и сам не выразил это точнее и короче, милая Майра. Испанское присутствие на Кубе – безусловное нарушение доктрины Монро.[8]
К облегчению обоих – Уэнди и Брэда, жаркие дебаты между Майрой и Коллинзом были прерваны прибытием гостей, приглашенных на фуршет с шампанским, сервированный вечером по случаю предстоящего торжественного события.
Среди самых уважаемых и высокопоставленных гостей были министр обороны Эдвин Макмастерс Стэнтон и верховный судья Залман Портленд Чейз, а также иностранцы высокого ранга – французский посол в Вашингтоне и британский вице-консул.
Брэд был приятно изумлен и даже потрясен тем, что находится в обществе столь влиятельных особ.
– Никогда и не мечтал оказаться так близко со столь многими влиятельными людьми, – тихонько сказал он Майре.
– И ты вне себя от восторга, Брэд? – язвительно спросила она.
– Разумеется, я под сильным впечатлением, – отозвался он горячо. – Неужели ты не понимаешь, что влияние Карла в столице может сослужить хорошую службу и помочь моей карьере, расширить сферу моей деятельности? Почему, черт возьми, ты вылезаешь со своей критикой и оскорбляешь его?
– Я его не оскорбляла, я только спорила с ним, прибегая к его языку и понятиям. Карл Коллинз – преграда на пути всего, что мне дорого, всего того, к чему должна стремиться наша великая страна.
– Что с тобой толковать? – с досадой возразил Брэд. – По крайней мере сделай над собой усилие и помолчи до конца нашего пребывания здесь.
– Это чрезмерное требование, мой мальчик, – прокомментировал полковник Каллахан, присоединившийся к ним. – А знаешь, Майра, Брэд прав. Стоит ли отдаляться от человека, способного посодействовать карьере твоего мужа? Не говоря уже о таком факте, что твое поведение огорчает сестру? Неужели ты хочешь омрачить ее свадьбу?
– Конечно, нет, – покаянно ответила Майра. – Ладно, с этой минуты я буду разыгрывать роль покорной женщины и чинно сидеть на краю стула, сложив руки на коленях и не раскрывая рта, делая вид, что молчаливо восхищаюсь вами, сильными и умными мужчинами, держащими в руках судьбы мира.
Сдержать это обещание было для нее равноценно подвигу Геракла, и, слушая, как ее муж воркует с «влиятельными» людьми, Майра все больше приходила в ярость и бессильное отчаяние. Они очень подходили под определение воинственных баронов-разбойников. Во всем мире эти люди были одинаковыми – относительно немногочисленная клика, управлявшая жизнью и судьбами миллионов. Было некое странное очарование в их непринужденной и почти небрежной манере, когда они обсуждали события, которым суждено было сыграть важную роль в жизни страны.
– Это почти свершившийся факт, – говорил Стэнтон, обращаясь к группе слушателей, в которую входил и Брэд Тэйлор. – Старик наметил меня своей жертвой, обрек на гильотину.
– Старик? – недоуменно спросил Брэд.
Его наивность вызвала взрыв смеха.
– Президент Джонсон, мой дорогой мальчик, – весело объяснил ему Коллинз. – Он собирается сместить Эдвина и назначить на его место генерала Гранта временно исполняющим обязанности министра обороны.
– Это произойдет, только если распустить конгресс, – объявил сенатор от штата Кентукки.
– Мы объявим импичмент этому безмозглому болвану, и он уволит Эдвина, – сказал верховный судья, откусывая кончик свежей сигары и сплевывая его на дорогой персидский ковер. – Я надеюсь иметь честь председательствовать во время процедуры импичмента.
К компании присоединились французский посол и британский вице-консул. Карл Коллинз умело изменил тему беседы, заговорив о Китае. В 1839 году правительство Китая запретило ввоз опия, а это было весьма прибыльной областью торговли как для Великобритании, так и для других западных стран-импортеров, товарные склады которых по договору размещались теперь на задворках Кантона. В течение длительного времени торговцы с Запада кипели негодованием, бунтуя против ограничений, когда китайская армия совершила ряд действий, препятствовавших распространению их влияния по всему Китаю. Когда китайская армия совершила рейд на остров Линтин, центр торговли опием, изгнала оттуда британцев и спустила в Жемчужную реку зелья на шесть миллионов долларов, это стало поводом для англичан осуществить свои честолюбивые замыслы, их золотой возможностью распространить свои торговые операции на Восток.
