Виктория Холт - Мелисандра
Глаза девушки заблестели, она была готова обнять и расцеловать мистера Адама.
– Да, я согласна, – радостно ответила она.
– Когда можно тебя забрать?
– Прямо сейчас! – воскликнула Мелисанда.
– Думаю, что через пару дней было бы удобнее. Тебе ведь надо собраться.
Девушка просияла и, как обычно, сказала первое, что пришло ей в голову:
– Уверена, что вы очень дорожили дружбой с моим отцом.
Мистер Адам резко отвернулся от Мелисанды, затем повернул голову и бросил через плечо:
– Почему ты так решила?
– Потому что вы заботитесь обо мне, совсем меня не зная. Я рада, что буду жить в вашем доме.
Мистер Адам снова повернулся к девушке, и лицо его уже было спокойным.
– Надеюсь, мы все будем рады.
Предстоящий отъезд Мелисанды не мог остаться в секрете, и первыми о нем узнали владельцы гостиницы.
– А что я тебе говорил? – радостно воскликнул Арман. – Убедилась, что я был прав?
– Теперь он никогда не приедет в нашу гостиницу, – чуть не плача произнесла мадам. – Да и Мелисанду мы уже никогда не увидим.
– Конечно, а ты очень любила ее, – с грустью в голосе сказал Арман. – Мелисанда – чудесная девочка, и нам следует за нее порадоваться – она будет жить в доме своего отца, ходить в шелках и бархате. Потом с хорошим приданым найдет себе богатого жениха.
– Но в шелках и бархате мы ее не увидим. Ни один из них не приедет и не заглянет к нам.
– Не они, так другие джентльмены… другие джентльмены приедут, – успокоил жену Арман. – Сядут рядом со мной и будут наблюдать за детьми.
– На это вряд ли можно рассчитывать, – парировала мадам.
– Как знать, – пробормотал Арман. – Всякое может случиться.
Мадам заплакала навзрыд, а Арман, смахнув слезу, потянулся за бутылкой вина.
Супруги с тоской во взоре провожали глазами экипаж, увозивший в Париж странного вида парочку: задумчивого респектабельного англичанина и сияющую от счастья молодую девушку, одетую в монастырское платье.
Они еще не доехали до Парижа, когда Чарльз решил сообщить Мелисанде свое настоящее имя. Монастырь с его обитателями остался далеко позади, а узнать его подлинную фамилию она должна была до приезда в Англию.
– Монахиням я представился как Чарльз Адам, – сказал он девушке. – Но настоящая моя фамилия Тревеннинг. Чарльз Тревеннинг.
– Тревеннинг, – повторила она с французским прононсом. – А зачем вы назвались другим именем? – Мгновение спустя девушка поняла, что поступила бестактно, и лишний раз убедилась, что она сначала говорит, а только потом думает. – Это… это было… – продолжила она, мучительно подбирая слова. – Это было необходимо?
– Видишь ли, мои друзья… они не могли тебя забрать…
– Вы имеете в виду моих родителей?
– Да. А у меня… у меня самого остался ребенок. Девушка понимающе кивнула.
– Да, для вас это было не совсем удобно. Даже очень неудобно, – сказала она, радуясь, что смогла точно подобрать слово.
Глаза ее загадочно сверкали. Находясь в монастыре, она украдкой прочитала несколько запрещенных книг, в которых описывалась светская жизнь. В свое время в гостинице останавливалась одна дама, которая прониклась симпатией к молодой девушке. Они много раз говаривали, и женщина подарила ей несколько книг. Мелисанда тайком пронесла их в монастырь. Они показались девушке куда интереснее Библии и церковных книг, в которых описывались странствия паломников. Какое волнение испытывала она, читая о протекавшей за стенами монастыря жизни, о которой она ничего не знала!
Так что Мелисанда, в отличие от монахинь, посвятивших жизнь служению Богу, уже имела представление, что творится в недоступном для нее мире. Узнав, что англичанин ее опекун, Мелисанда решила, что после смерти родителей ее отдали на попечение этого джентльмена. Но почему именно ему? Такого вопроса у нее не возникло – ведь этот человек был другом ее отца.
– Но монахиням ваше настоящее имя все равно бы ничего не сказало, – задумчиво произнесла девушка.
– Я посчитал, что так будет лучше, – ответил он. – Теперь запомни, что я – Чарльз Тревеннинг, сэр Чарльз Тревеннинг. Ты, наверное, заметила, что на нас обращают внимание. Людям интересно, кем мы доводимся друг другу. Думаю, пока мы в дороге, будет разумнее, если я стану называть тебя… дочерью.
Мелисанда радостно закивала.
– Для меня это большая честь, – сказала она. – Мне будет очень приятно.
Чарльз Тревеннинг не мог не отметить про себя, какая Мелисанда вежливая и смышленая девушка. Чем дольше они находились вместе, тем сильнее он к ней привязывался.
– И вот еще что. Твоя одежда… – продолжил сэр Тревеннинг. – Приедем в Париж, подыщем тебе что-нибудь приличное.
Возможность сменить, наконец, ненавистное монашеское одеяние привела Мелисанду в восторг.
Чарльз Тревеннинг намеревался на несколько дней задержаться во французской столице. Перед отъездом в Англию молодая девушка должна была выглядеть как окончивший школу английский ребенок, который вместе с отцом возвращается на родину.
Чарльз Тревеннинг понимал, что девушка привлекает к себе внимание странной одеждой и восторженностью, с которой воспринимает окружающий мир. Он надеялся, что за несколько дней пребывания в Париже возбуждение Мелисанды пройдет, но вскоре убедился, что, несмотря на все его старания, она не выглядит такой, какой ему хотелось бы ее видеть. Он представил ее в темном клетчатом платье и маленькой шляпке на затылке. «Нет, такой головной убор ей не подойдет. Нужна нормальная шляпа, из-под которой бы не так светились ее восторженные глаза», – подумал сэр Чарльз.
Они вошли в магазин, и англичанин на ломаном французском обратился к продавщице:
– Хочу, чтобы моя дочь имела достойный вид.
Но он опоздал – Мелисанда уже разглядывала нарядное платье с глубоким вырезом, все в рюшах и оборках, с широкими сверху и сужающимися книзу рукавами. Девушка замерла, сложив на груди руки, и восхищенно смотрела на платье.
– Мадемуазель слишком рано носить такое, – осторожно заметила продавщица.
– Но платье очень красивое, – возразила девушка. Продавщица понимающе улыбнулась, они с Мелисандой громко рассмеялись и затараторили по-французски. Англичанин ничего и не понял из их разговора.
– Нам нужно дорожное платье, – сказал он.
– Что, мсье?
– Дорожное платье…
– Хочу платье ярко-красного цвета! – воскликнула Мелисанда. – Красного, голубого и золотистого. Пусть в нем будут самые яркие в мире цвета. Я ведь всю жизнь провела в монастыре и ничего, кроме черного, не надевала…
– Черное будешь носить, когда немного повзрослеешь, – заметила продавщица. – Тебе, с твоими глазами, черный цвет очень подойдет. Я уже вижу тебя в длинном, с глубоким декольте черном платье. С воланами из прозрачного шифона.
