К. Харрис - Когда рыдают девы
– Француза? Вы имеете в виду кого-то из эмигрантов?
– Нет, я говорю о французском военнопленном офицере. Сестра никогда не упоминала о нем?
– Бог мой, нет, – озадаченно уставился на Девлина адвокат. – Хотите сказать, Габриель увлеклась подобным человеком?
Виконт медленно отпил бренди:
– Не знаю.
– Должно быть, здесь какая-то ошибка.
– Возможно.
Теннисон провел ладонью по глазам, затем по лицу, а когда поднял голову, его черты были искажены душевными муками.
– Кто мог совершить такое? Убить молодую женщину и двух детей…
– Вполне может статься, ваши племянники живы, – утешил его Себастьян. – Еще ничего не известно.
Адвокат кивнул, пошатнувшись при этом всем туловищем:
– Да-да, я стараюсь держаться за эту мысль, но…– Заметно подрагивающей рукой он поднес к губам бокал, и Себастьяну подумалось, что собеседник находится на пределе сил.
– Не знаете, кто мог желать зла вашей сестре или детям?
– Нет. Да и по какой причине кто-либо захотел бы причинить вред Габриель или двум маленьким мальчикам?
– Возможно, некие недруги их отца?
Поразмыслив над предположением, Теннисон покачал головой.
– Мой двоюродный брат – обыкновенный священник в Линкольншире. Меня бы очень удивило, знай он хоть кого-то в Лондоне.
– Не возражаете, – вступила в разговор Геро, – если я взгляну на исследовательские труды Габриель на тот случай, вдруг ее гибель имеет отношение к раскопкам на Кэмлит-Моут? Я могла бы сама подъехать утром на Адельфи.
Теннисон нахмурился, словно возможная связь научных изысканий сестры с ее смертью не приходила ему в голову.
– Разумеется, если вам угодно. С первыми лучами солнца я отправлюсь в Энфилд, но распоряжусь, чтобы слуги оказали вам всяческое требуемое содействие. Можете просто сложить ее бумаги в коробку и забрать, если это поможет делу.
– Несомненно поможет, спасибо.
Поставив бокал, визитер поднялся и раскланялся:
– Вы были столь добры ко мне. Прошу, не трудитесь звонить прислуге, я выйду сам.
– Я спущусь с вами, – предложил Себастьян, чувствуя, как жена провожает их из гостиной прищуренным взглядом.
– Мне кажется, есть кое-что, о чем вы не захотели упоминать в присутствии леди Девлин, – обронил виконт, когда они с Теннисоном пошли вниз по лестнице.
У спутника сделался слегка смущенный вид:
– Нет-нет, ничего такого.
– Существует ли вероятность, что кто-то пытается навредить вам, причиняя зло тем, кого вы любите?
– Мне никто не приходит на ум, – медленно произнес адвокат, когда собеседники спустились на первый этаж. – Хотя при моем ремесле нельзя быть уве… – Теннисон запнулся, округлив глаза: – Боже милостивый… Эмили.
– Эмили? – переспросил виконт.
Бледные щеки адвоката слегка зарумянились.
– Мисс Эмили Гудвин, дочь одного из моих коллег. Леди недавно оказала мне честь, дав согласие стать моей женой, хотя официальное оглашение нашей помолвки вынужденно откладывается из-за смерти ее бабушки по отцу.
– Можете рассчитывать на мое молчание.
– Да, но вы не думаете, что Эмили может грозить опасность?
– Не вижу оснований попусту волновать вашу невесту, особенно учитывая, что о помолвке никому пока не известно. – Себастьян кивнул Морею, и дворецкий открыл дверь. – Однако попросить мисс Гудвин соблюдать осторожность – мысль нелишняя.
– Я так и поступлю, спасибо.
Девлин постоял на пороге, провожая взглядом торопливо уходившего в жаркий вечер визитера, а затем поднялся обратно к жене.
– И к чему ты затеял эти проводы? – вопросила Геро, приподняв бровь, когда муж вернулся в гостиную.
Себастьян поймал себя на улыбке.
– Я подумал, что, возможно, имеется нечто, о чем Теннисону не хотелось говорить в присутствии столь чувствительной леди, как ваша милость.
– В самом деле. Ну и как, имеется?
– Нет. Единственное, Хильдеярд Теннисон питает сердечную привязанность к некоей мисс Гудвин, дочери одного из своих коллег, и теперь панически боится, как бы убийца его сестры не нанес следующий удар по возлюбленной. Подозреваю, что такие опасения сейчас испытывает каждый отец, муж и брат в городе.
– Ты считаешь возможным, что смерть Габриель как-то связана с адвокатскими делами ее брата?
– На данный момент что угодно кажется возможным.
Том прищурился на карту и, вытянув трубочкой губы, провел взглядом по изображенной пунктиром линии древних римских валов, которую Геро нанесла на примерный план современных лондонских улиц.
– Можешь разобраться? – спросил наблюдавший за помощником Себастьян. Виконт знал, что в свое время, еще до того, как из-за смерти кормильца семья Тома оказалась в отчаянном положении, кто-то научил мальчика читать.
– А то. Кажись, я даже знаю местечко, которое вы ищете. Где-то вот туточки, – мальчишка ткнул не совсем чистым пальцем рядом с Бишопсгейтом, – есть таверна, «Черный дьявол». А хозяином в ней парень по имени Джейми Нокс.
– Ты его знаешь? – удивленно посмотрел на грума Девлин.
Том мотнул головой:
– Самолично его никогда не видел, зато много чего слышал. Темный тип. Очень темный. Говорят, и одёжа у него вся черная, как у самого черта.
– Какое-то мелодраматическое позерство, – хмыкнул виконт. Для джентльмена не являлось чем-то необыкновенным облачиться на вечерний прием в черный фрак и черные панталоны. Однако строгость такого наряда всегда смягчалась белым жилетом, белыми шелковыми чулками и, конечно же, белоснежным галстуком.
– Не возьму в толк, чего это вы сказали, – признался Том, – а вот люди болтают, будто хозяин таверны как пить дать продал душу дьяволу, потому что ему чертовски везет. Я слыхал, у парня повадки, словно у кота. И слух, и зрение, как …
– Что? – подтолкнул запнувшегося подростка Себастьян.
Том сглотнул.
– Поговаривают, у него и глаза кошачьи. Желтые глаза.
ГЛАВА 15
Таверна «Черный дьявол» находилась в узком переулке недалеко от Бишопсгейта.
Себастьян шагал по сумрачным улицам, скупо освещенным то изредка попадавшимся шипящим масляным фонарем, то коптящим факелом, воткнутым в скобу высоко на древней стене. Здешние строения относились к временам Тюдоров и Стюартов, поскольку эта часть Лондона избежала разрушительного Великого пожара. Округа, в которой некогда обитали придворные Якова I[6], в течение последнего столетия все больше и больше приходила в упадок. Затейливые резные фасады, нависающие над тротуаром, осыпались и ветшали, пронзавшие темное ночное небо высокие витые дымоходы опасно кренились.
