Анри Ренье - Шалость
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Весна этого года была особенно ярка и прекрасна; замок Эспиньоль в такие дни казался совершенно помолодевшим. Перестали топить камины, начали понемногу открывать окна, через которые можно было видеть чистое и легкое небо, освещенное веселым апрельским солнцем. Листва на деревьях готова была распуститься, а трава уже пестрела первыми цветами. Птицы охрипли от крика в ветвях, сад принял праздничный вид. Песок аллей тихо светился, а жирная земля цветников окрашивалась в самые прекрасные оттенки, Воздух был пронизан острым ветерком и благоухал растительными запахами. Поверхность большого пруда подергивалась легкой дрожью. Ощущение счастья и молодости окутало Эспиньоль. На дворе кричали маленькие слуги и без умолку тараторили старые служанки И крики и болтовня смолкали при приближении г-на Аркенена. Однажды, когда после обеда, держа руки в карманах и насвистывая, он не торопясь пересекал двор (Аркенен не любил спешить и предпочитал жить в свое удовольствие), ему пришлось столкнуться лицом к лицу с Гоготтой Бишлон.
Гоготта Бишлон, казалось, принимала непосредственное участие в возрождении природы. Предав забвению зимние одежды, она облачилась в короткую, прекрасно сшитую юбку, извлеченную из сундука. Верхняя, покрытая усиками губа была подвергнута жесточайшему выщипыванию, что придало ей безукоризненную форму и весьма представительный вид. Внезапно столкнувшись с г-ном Аркененом, Гоготта, казалось, молила у него внимательного взгляда, в котором он не имел благоразумия ей отказать, так как был весьма чувствителен к интересу, который внушала ему эта особа. Он чувствовал, что, проводив девицу де Фреваль в Эспиньоль, она задержалась здесь своим пребыванием только потому, что причиной подобной медлительности был он, г-н Аркенен. Кроме того, как и все в замке, она вполне подчинилась обаянию, которому подвергает каждого из нас молодая девушка, Гоготта не скрывала преданного чувства, внушенного ей молодою госпожой. Она охотно объяснила этой причиной все задержки своего отъезда. Не была ли Анна-Клод де Фреваль поручена ее заботам? Не передали ли молодую девушку с рук на руки Гоготте Бишлон, чтобы она сопровождала ее в Эспиньоль? Не поручила ли г-жа де Морамбер Гоготте Бишлон заботиться о ней, опекать ее, одним словом, иметь за ней полный надзор? О, конечно, Гоготта Бишлон вполне заслужила такое доверие! Правда, у нее здесь весьма скромное положение, но Гоготта Бишлон не станет от этого менее, Гоготтой Бишлон, особой серьезной и в своем роде выдающейся. Гордясь порученными ей обязанностями, она исполняла их прекрасно. Вот почему она осталась в Эспиньоле и могла оставаться здесь сколько захочет. Девице де Фреваль нужно привыкнуть к своему новому положению, и для нее не окажутся бесполезными советы Гоготты, той Гоготты, которую уважает все население замка, к которой девица де Фреваль относится с дружеским чувством, а барон де Вердло с почтением, и которая, в общем, не может пожаловаться на обращение г-на Аркенена. Не был ли он по отношению к ней полон предупредительности, не перестал ли он подсмеиваться над ее страхами во время нападения разбойников на карету, признав, что положение, в котором они тогда находились, могло бы окончиться плохо, если бы в дело не вмешались драгуны г-на де Шазо? Таким образом, можно было считать, что отношения между Гоготтой Бишлон и г-ном Аркененом превосходны. В самом деле, г-н Аркенен был весьма польщен благосклонностью Гоготты, которая, кстати сказать, уже вышла из возраста недомыслия.
Не будучи ни молодой, ни миловидной, она все же и своим возрастом, и лицом внушала полное расположение. А сверх всего, она являлась обладательницей кошелька, весьма приятно набитого золотыми монетами. Всем этим не следовало пренебрегать. Так как Гоготта Бишлон очень любила девицу де Фреваль, так как ей нравилось пребывание в Эспиньоле, не обдумывала ли она способа остаться здесь навсегда? При этой мысли г-н Аркенен принимал таинственный вид. Гоготта Бишлон была бы весьма подходящей супругой для любого из рода Аркенен, и наш г-н Аркенен готов был улыбнуться при мысли о таком супружеском союзе. Но его улыбка тотчас же превращалась в гримасу, заставляя его снова делаться мрачным. Препятствием на пути к этому превосходному проекту являлась жена, некогда покинутая г-ном Аркененом, мегера, от которой он бежал в один прекрасный день, предпочитая своему наполненному ссорами жилью костры бивуаков.
Окончив королевскую службу, Аркенен перешел к г-ну де Вердло, не побывав дома и не разузнав ничего об этой потаскушке. Ему передавали из верных источников, что ее уже нет на свете, но эта ведьма была достаточно хитра, чтобы при случае не пустить ложных слухов о своей смерти, дабы поставить его, Аркенена, в тягостное и двусмысленное положение двоеженца, если он попытается возобновить опыт супружеской жизни, первую попытку которого нельзя было назвать удачной. Г-н Аркенен давал себе слово со дня на день освободить свое сердце от призраков прошлого и съездить на родину, чтобы разузнать истину. Но торопиться было некуда. Не лучше ли выждать время, благосклонно принимая все любезности Гоготты Бишлон?
Она оказалась любезной и на этот раз. Посылая г-ну Аркенену свою самую приветливую улыбку, она сказала:
— О, господин Аркенен, как вы хорошо сегодня выглядите! Знаете, я уже сообщила об этом вчера барышне в присутствии господина барона.
— О, мадемуазель Гоготта, как раз это самое доложил я вчера о вас господину барону в присутствии барышни. Я очень рад вас видеть.
Гоготта опустила глаза и присела в ответ.
— Что же вы хотите, господин Аркенен! Весною все чувствуют себя помолодевшими.
Аркенен любезно улыбнулся.
— Совершенно верно, мадемуазель Гоготта. С вашего позволения, как и всякая живая тварь Не правда ли?
И он показал ей на крыше замка двух воркующих и целующихся голубков. Оба разразились смехом В это время свежий, молодой, капризно-повелительный голос позвал:
— Гоготта! Гоготта!
Девица де Фреваль показалась на балконе. Она была одета очень просто. Волосы не напудрены Лицо раскраснелось. Со времени пребывания в Эспиньоле она окрепла и взгляд ее приобрел живость. Быстрым жестом она показала широкую прореху в своей юбке и закричала весело:
— Гоготта, иди сюда скорее, зашей меня! А вас, Аркенен, в саду ждет господин барон.
В то время как Аркенен торопился в сад, девица де Фреваль и Гоготта направились к «Старому крылу». Девица де Фреваль шла молча. Такие минуты молчания часто следовали за проявлениями юношеской живости, которым она позволяла увлечь себя и о которых, казалось, сожалела. Смены веселой поры порывистости и мрачного раздумья позволили бы считать ее особу весьма странной, если бы кто дал себе труд обратить на это внимание, но в Эспиньоле давно уже привыкли к ее присутствию, и никто не думал заниматься изучением ее характера. У Гоготты Бишлон и Аркенена сложилось о ней мнение, которого ничто не могло бы изменить. Анна-Клод де Фреваль являлась им в образе некоего превосходства, и они в ее присутствии выказывали ей почтительность и восхищение. Что же касается г-на де Вердло, то его чувства, прежде чем окончательно установиться, прошли через некоторые стадии развития. Сначала он думал, что с прибытием в Эспиньоль Анны-Клод де Фреваль жизнь, которую там привыкли вести, изменится как по мановению волшебной палочки. Он предполагал, что присутствие этой семнадцатилетней девушки будет знаменовать начало бесконечных потрясений и что отныне нельзя будет жить иначе, как чувствуя себя в полной неопределенности, в ожидании происшествий, возможная непредвиденность которых внушала ему нечто похожее на страх. Г-н де Вердло по своей природе был весьма боязливым перед лицом неизвестного, и его страх увеличивался еще тем обстоятельством, что неизвестное было явлено в виде молодой девушки, то есть как раз того, что ему менее всего было известно. И тем не менее не случилось ничего, что он готов был предвидеть. Дьявол не вышел из кареты одновременно с Анной-Клод де Фреваль, не поставил на булыжники двора свое раздвоенное пылающее копыто. Через дверцу явилась только молодая особа маленького роста, с хорошеньким личиком и привлекательной фигуркой, нисколько не дерзкая, но даже очень сдержанная и замкнутая, очень мило выразившая в почтительных и правдивых выражениях благодарность за гостеприимство. Она не внесла с собой ни беспорядка, ни смятения. Она заняла место в ежедневном распорядке жизни самым приятным и самым скромным образом, приспособляя свои привычки к привычкам окружающих. Всем этим г-н де Вердло был чрезвычайно удивлен. Он не преминул вернуться к своим прежним занятиям — обедать, проводить время, спать как прежде. К этому вполне удовлетворяющему его состоянию прибавилось еще удовольствие видеть напротив себя за столом хорошенькое личико, а во время прогулок в парковых аллеях чувствовать рядом милую спутницу, которая соразмеряла свои шаги с его шагами, ничего не спрашивала, ни во что не мешалась и казалась всем довольной. Какие мысли, какие вздорные мысли приходили ему в голову по поводу опасности женщин и их дьявольского влияния? Возможно ли, чтобы нежное и изящное существо, каким была Анна-Клод де Фреваль, явилось причиной тех драматических положений, тысячи затруднений и катастроф, которые порождает любовная страсть? Каким образом вид лица и тела, где все приятно для глаза, все полно нежности и изящества, может давать свободу в мужчинах ужасным желаниям, которые их увлекают, заставляют терять власть над собой, делают из них яростных зверей, вооружают руки кулаками, заставляют проливать собственную кровь и выпускать ее у других? Г-ну де Вердло казались совершенно непонятными эти дикие последствия, вызываемые лицезрением хорошенького личика и прекрасного тела, когда он смотрел, как Анна-Клод де Фреваль приходит и уходит, облеченная в скромность и мудрость своей юности, когда она водит иголкой: над какой-нибудь работой или собирает цветы в саду. Ей очень нравился парк, и она любила гулять по аллеям с г-ном де Вердло, для которого не было лучшего удовольствия, как беседовать с нею о цветах и фруктах или рассказывать о прививках, подрезке деревьев и других заботах по садоводству. Слушала она его внимательно и прерывала иногда замечаниями, то вполне уместными, то обнаруживающими неосведомленность. Свои шаги она старалась соразмерить с походкой г-на де Вердло, но часто случалось, что внезапно порыв юношеской живости увлекал ее вперед. Она рассыпалась в извинениях и однажды, убежав за птичкой, низко носившейся над аллеей, вернулась совершенно смущенной тем, что позволила увлечь себя этому движению, причиной которого было действие весеннего воздуха, всегда пьянящего молодую головку. Она никогда не думала, что весна в городе и весна в деревне так различны и по своим свойствам и по действию. Ей было приятно вспоминать сад при монастыре Вандмон. Иногда она рассказывала г-ну де Вердло, чтобы развлечь его немного, разные забавные приключения своих монастырских дней и те проделки, которые устраивали друг с другом воспитанницы. Г-на де Вердло очень занимали эти рассказы. Теперь он уже знал всех сестер по именам и ясно представлял себе их портреты, нарисованные Анной-Клод с некоторым оттенком иронии. Только одна монахиня оставалась в стороне от ее невинного злословья: г-жа де Грамадэк. Г-н де Вердло спросил однажды свою спутницу, почему она щадит ее, только ее одну, и получил следующий ответ:
